Храбрая Катя
Шрифт:
Вот лежим мы в палатке, охаем и стонем, а животы у нас болят всё сильнее да сильнее.
Вдруг в стороне затрещали кусты, зашуршали ветки и раздался чей-то громкий голос:
— Какие живые люди есть?
В ответ мы только дружно застонали.
Полотняная дверь палатки приоткрылась, и в неё просунулась голова в старой чёрной кепке, из-под которой спускался на плечи неожиданному гостю кусок кумача — защита от комаров.
Лицо у незнакомца было добродушное, скуластое, с узенькими щёлочками-глазами.
— Ай-яй-яй, — проговорил он, покачав головой. — Совсем больные люди есть…
Гость протиснулся в дверь палатки
— Живот болит, — вдруг сказал он убеждённо.
Мы так удивились догадливости незнакомца, что даже охать перестали. А он, пятясь, вылез из палатки и исчез.
— Пришёл, увидел, убежал… — попробовал пошутить Василий Васильевич. Но шутка вышла невесёлая.
Мы опять были одни. И оттого, что этот прохожий появился так внезапно и так же внезапно исчез, нам стало совсем грустно.
Прошло минут десять или пятнадцать. Вдруг мы услышали какое-то бульканье. Как будто кто-то наливал воду из чайника в кружку. А потом дверь палатки снова приоткрылась, и загадочный незнакомец предстал перед нами.
— Пить надо, — сказал он, протягивая кружку. — Живот болит — пройдёт; лихорадка есть — всё равно пройдёт…
Я взял кружку и увидел, что в ней намешана какая-то зелёная кашица.
— А что это такое? — спросил Василий Васильевич.
— Из города люди, — вместо ответа усмехнулся прохожий. — Какая трава на сопках есть, в лесу есть — не знают. Пить надо, — повторил он строго, совсем как доктор, который даёт больному горькое, но полезное лекарство.
Я с опаской отхлебнул из кружки. Вкус у кашицы был горьковатый. Но я терпеливо выпил половину приготовленного странным незнакомцем лекарства и передал кружку Василию Васильевичу. Он допил остальное и сказал:
— Так ты, значит, лесной доктор!
— Кто в тайге живёт, в тайге ходит, траву знает — всё равно как доктор, — ответил наш гость.
Пока мы лежали, дожидаясь, когда подействует лекарство, незнакомец разжёг костёр, поставил на огонь сковородку и стал чистить картошку. Мы видели его сквозь откинутую дверь палатки. Потом он куда-то ушёл и вскоре вернулся, неся пучок травы. А тут и боль у нас стала проходить. Мы вылезли из палатки и сели возле костра. Картошка уже шипела на сковородке, и Василий Васильевич, покрутив носом, сказал:
— Что-то как будто жареным луком пахнет.
— Картошку с луком есть будем, — кивнул наш гость.
— Откуда же лук? — удивился я. — Мы с собой лука не взяли.
— Зачем лук брать? — сказал лесной доктор. — Лук везде в лесу много есть.
Тут я увидел, что он срезает острым ножиком розоватые клубеньки корешков у травы, которую успел собрать, и бросает их на сковороду. Стебли у травы были прямые, высокие, с пушистым зонтиком наверху. Я догадался, что это и есть лесной лук. Но мы с Василием Васильевичем раньше этого не знали, хотя и видели кругом такие зонтики.
— Как же тебя зовут? — спросил Василий Васильевич нашего доктора.
— Доржи, — ответил тот.
— Ну, спасибо тебе, Доржи. Без тебя мы бы не выздоровели. Выходит, ты и правда доктор. А чем же ты нас вылечил?
— Бадан пили, — сказал Доржи. — Лист пили. Бадан в сопках на камнях растёт, много есть.
— А ещё тут можно найти какие-нибудь лекарства? — поинтересовался я.
— Можно, — кивнул Доржи. — Вон багульник растёт. На меду варить — чахоткой болеть не будешь. Весной мать-и-мачеха цветёт. Цветок собирай, первый лист у корня собирай, заваривай, как чай, — кашлять не будешь… — Он огляделся кругом и закончил: — Тут везде всё равно как аптека есть.
Картошка уже подрумянилась, и дух от неё пошёл такой вкусный, что у нас слюнки потекли. Но много есть нам Доржи не позволил: сказал, что мы опять заболеем. И мы послушались, потому что наш новый знакомый в самом деле был настоящим лесным доктором.
Зато чаю он разрешил нам пить сколько угодно. И, отхлёбывая из кружки крутой пахучий кипяток, я спросил:
— А как ты догадался, что у нас животы болят?
Доржи хитро улыбнулся:
— В тайге люди вдвоём ходят. Голова болит — один кричит. Рука-нога болит — один кричит. Живот болит — оба кричат.
Глупая тетеря
Вместе с нашим новым другом Доржи пошли мы в тайгу на охоту. Он сказал, что на вырубке, неподалёку от палатки, видел целый выводок молодых тетеревов.
Взяли мы ружья и пошли.
Идти по тайге напрямик трудно. То молоденькие лиственницы встанут таким густым частоколом, что протиснуться сквозь них может разве что змея. То преградит путь непроходимый березняк или сваленное бурей дерево. То нежданно-негаданно завязнешь в топком болотце… Такие болотца не раз вызывали у меня чувство недоумения. Откуда вдруг они взялись не в низине, как полагается быть болоту, а на склоне сопки?.. Но Доржи объяснил, что это не простые болота, а осенние. Зимой земля промерзает так глубоко, что оттаивает только в августе, и то на склонах сопок, на солнцепёке.
Наш проводник уверенно шагал впереди, сворачивая то вправо, то влево, находя самый лёгкий путь среди непроходимой чащи, и вскоре мы вышли на широкую вырубку, поросшую мелким увядающим березняком и высокой сухой травою — вейником.
Кое-где в траве я заметил странные вмятинки. Словно кто-то нарочно долго и упрямо утаптывал сухой вейник.
— Тетерева ночевали, — сказал Доржи. — Теперь вместе ходить не надо. Каждый сам по себе ходить надо.
Мы разошлись в разные стороны. Скоро я услышал громкий переливчатый клёкот, и почти тотчас же прогремел выстрел. Я увидел, как Василий Васильевич вприпрыжку побежал по поляне, перескакивая через низкие берёзки. Наверно, ему удалось подстрелить птицу.
Не успел я позавидовать удаче товарища, как что-то с шумом, треском и тревожным криком взметнулось у меня из-под ног. Это было до того неожиданно, что я даже не успел выстрелить. Только заметил, как над полянкой пролетела, чуть не задевая крыльями метёлки вейника, стая больших пёстрых птиц и скрылась в густой траве.
Надо было идти осторожно и не глазеть по сторонам.
Я снова двинулся вперёд, держа ружьё наготове и стараясь не обращать внимания на выстрелы, которые грохотали в той стороне, куда ушли Василий Васильевич и Доржи. Я ждал, когда удастся снова вспугнуть тетеревиный выводок. Но никто больше не взлетал из травы. А я почти уже пересек поляну и добрался до кустарника, окружавшего одинокую берёзу на пригорке. И вот тут-то у меня из-под ног опять с треском и шумом вырвалась стая тетеревов. Я выстрелил наугад и, конечно, промахнулся.