Храм Фортуны
Шрифт:
— Ничего страшного, — небрежно сказала императрица, желая успокоить сына, хотя и сама пребывала в немалой тревоге. — Обычные беспорядки...
— Вот она — твоя власть! — не выдержал вдруг Тиберий. — Зачем я тебя послушался? Ведь это же все равно, что схватить волка за уши — в любой момент он может вырваться и напасть, Да лучше быть быком, чем таким Юпитером!
— Не паникуй! — резко оборвала Ливия. — Ты цезарь, а не раб-плакальщик. Ты должен и можешь справиться с любой ситуацией. Надеюсь, в дальнейшем ты будешь держать себя в руках. А пока я займусь этим.
Она подошла к столу, взяла навощенные таблички и стала быстро писать.
— Твой сын и мой внук способен только усугубить ситуацию, — говорила она одновременно. — Там нужен другой человек. Я отправлю в Далмацию Сеяна с тремя когортами гвардии. Уж он наведет порядок, гарантирую...
За дверью опять послышался шум, и появился все тот же номенклатор.
— Достойный цезарь, — сказал он неуверенно, — к тебе прибыл курьер из Германии. Позвать?
Тиберий впился своими пронзительными глазами в лицо раба, словно пытаясь прочесть, что же привез очередной посланец. Но на невозмутимой физиономии упитанного сирийца не отражались никакие эмоции.
— Пусть войдет, — хрипло сказал Тиберий. — И позови сюда Фрасилла. Скажи, что я хочу посоветоваться с ним.
При этих словах Ливия недовольно поморщилась, но возражать не стала.
На пороге возник высокий, широкоплечий мужчина в мундире центуриона. Он выбросил руку в приветствии и устало шагнул в комнату. Его глаза были красными и слезились. Пахло от офицера лошадиным потом и пылью.
— Говори, — нетерпеливо бросил Тиберий, вцепившись побелевшими пальцами в стул. — Что Германик хочет мне сообщить?
Ливия тоже отложила таблички и повернула голову, внимательно слушая.
— Достойный Германик находился в Лугдуне, когда я выезжал из Могонциака, — ответил центурион. — Я с ним не виделся. Меня прислал его заместитель, Публий Вителлий.
Он шагнул вперед и протянул цезарю письмо, которое достал из-за пазухи.
— Вот донесение. На словах Вителлий просил передать, что ситуация очень серьезная. Медлить нельзя, иначе можно потерять все.
— Да в чем дело? — крикнул Тиберий, сердце которого стиснуло холодом от страшного предчувствия. — Варвары перешли Рейн?
Он словно забыл о письме, которое держал в руках, и не сводил взгляда с лица офицера.
— Хуже, — мрачно ответил тот. — Армия взбунтовалась, вся, до последнего солдата. Даже многие офицеры солидарны с ними. Вителлий, его штаб и командиры легионов буквально осаждены в лагере. Мне только хитростью удалось прорваться и уйти от погони.
Тиберий отрешенно помотал головой, так, словно его только что огрели дубинкой. Ливия бросила на него быстрый взгляд и нахмурилась.
«Слюнтяй, — подумала она с презрением. — Сейчас совсем раскиснет, и, чего доброго, натворит каких-нибудь непоправимых глупостей. Надо брать инициативу».
— Солдаты требуют... — нерешительно пробормотал центурион, видя, что цезарь словно погрузился в транс, — чтобы...
— Мы знаем, — небрежно махнула рукой Ливия. В ее голосе звучало деланное спокойствие. — Чтобы им увеличили жалованье и сократили срок службы, да? Вот как они хотят воспользоваться тем горем, которое обрушилось на весь римский народ! И это наши доблестные защитники!
— Да, госпожа, — кивнул посланец. — Но это еще не все...
Он замялся.
— Говори, — глухо произнес Тиберий. — Говори правду...
Центурион набрал в грудь побольше воздуха.
— Армия, — выдохнул он, — провозгласила цезарем твоего приемного сына Германика. Солдаты требуют вести их на Рим.
Волна горячей крови ударила в голову Тиберия; он почувствовал, что теряет сознание. Заметив, в каком он состоянии, Ливия жестом приказала центуриону удалиться и шагнула к сыну.
— Успокойся, — сказала она властно. — Германик не пойдет на это. Он подчинится воле Августа. Уверяю, мой внук не станет главарем мятежа. Он ни за что не бросит без защиты границу. Возьми себя в руки. Сейчас мы напишем ему, и все будет в порядке. Это какое-то недоразумение.
Действительно, Ливия была уверена, что Германик останется лояльным преемнику, которого назначил Август. Лишь одно могло заставить его нарушить присягу. И это «одно», к сожалению, уже свершилось.
«Когда он узнает об убийстве Постума, — со страхом подумала императрица, — то может пойти на все. Нет человека, честнее и надежнее Германика, но и от других он требует того же. И убедить его, что Агриппу казнили по собственноручному приказу Августа, будет очень непросто. Зачем я так поторопилась?»
Тиберий по-прежнему сидел молча, безучастный ко всему. Его глаза были полузакрыты, пальцы сжались в кулаки, кадык судорожно дергался.
— Успокойся, — еще раз приказала Ливия. — Ты же мужчина, римлянин, цезарь! Перестань жалеть себя и давай вместе подумаем, как исправить положение.
Увидев, что сын не реагирует, Ливия быстро подошла к двери и крикнула пронзительно:
— Эй, немедленно позовите сюда Элия Сеяна! Скажите, пусть бросит все и идет во дворец!
«Вот кто мне нужен, — немного успокоившись, подумала императрица. — Этот не подведет. Только бы он пришел поскорее, пока Тиберий не очнулся, и не побежал отдавать власть первому встречному».
— Я здесь, госпожа! — раздался зычный голос, и в комнату вошел Элий Сеян.
Ливия отшатнулась при виде его напряженного бледного лица и нахмуренных бровей.
— Хорошо, что ты уже тут, — сказала она машинально. — Мы должны действовать. Заходи, я объясню тебе ситуацию.
— Позволь, сначала я тебе кое-что объясню, госпожа, — глухо сказал Сеян, входя в помещение.
Он бросил взгляд на Тиберия, который даже не пошевелился, и вопросительно посмотрел на императрицу.
— Мы теперь все в одной лодке, — шепнула та. — Говори смело. Ему от нас уже никуда не деться. Чем ты встревожен? У нас и так достаточно неприятностей.