Храм Миллионов Лет
Шрифт:
— Мне нужно захватить корабль Менеласа, сохранив жизни заложников.
— Тебя всегда привлекало недостижимое.
— Военные Мемфиса не предложили ничего, заслуживающего внимания. Их действия приведут к бойне.
— Тебя это удивляет?
— Ты можешь найти решение.
— Я должен, подобно воину, захватить греческие суда?
— Не ты, твои змеи.
— Что ты хочешь сказать?
— До рассвета ныряльщики бесшумно подплывут к судну, вскарабкаются на борт, неся с собой сумки с пресмыкающимися, и освободят их на борту, кинув к грекам, следящим
— Отважно, но рискованно. Неужели ты думаешь, что кобры будут различать своих жертв?
— Я осознаю тот риск, который мы берем на себя.
— Мы?
— Ты и я, мы, безусловно, также будем участвовать в этом.
— Ты хочешь, чтобы я рисковал жизнью ради гречанки, которую в жизни не видел?
— Ради заложников — египтян.
— Что станет с моей женой и моими змеями, если я умру?
— Они получат пожизненное содержание.
— Нет, это слишком опасно… И сколькими змеями придется пожертвовать из-за этих проклятых греков?
— За них будет заплачено втройне, и к тому же я сделаю из твоей лаборатории официальный центр.
Сетау посмотрел на Лотус, столь привлекательную в теплой летней ночи.
— Вместо того чтобы болтать, надо положить змей в сумки.
Менелас ходил взад-вперед по главной палубе. Часовые не видели никакого движения на набережной, как и предвидел лакедемонский царь, трусливые и изнеженные египтяне ничего не предпринимали. Взятие заложников славы не принесет, но другого способа вырвать Елену у ее покровителей, Туйи и Нефертари, не было.
Заложники перестали плакать и дрожать. Связанные, они лежали на палубе под наблюдением воинов, менявшихся каждые два часа.
Помощник Менеласа поднялся к нему.
— Вы думаете, они атакуют?
— Это было бы глупо и бесполезно, мы были бы вынуждены перебить заложников.
— Но при этом мы лишим себя защиты.
— Мы убьем много египтян, перед тем как выйти в море… Но они не подвергнут опасности жизни своих соотечественников. На заре я получу обратно Елену, и мы вернемся домой.
— Мне жаль покидать эту страну.
— Ты сошел с ума?
— Разве мы не жили в мире и счастье в Мемфисе?
— Мы рождены, чтобы биться, а не отдыхать.
— А если вас убьют по возвращении? За время вашего отсутствия амбиции, должно быть, увеличились.
— Мой меч все еще крепок. Когда они увидят покорную Елену, все поймут, что моя власть непоколебима.
Рамзес выбрал тридцать лучших воинов, великолепных ныряльщиков, Сетау показал им, как следует приоткрыть мешок, чтобы выпустить змей и не быть при этом укушенным. Лица добровольцев были напряжены, правитель обратился к ним с пламенной речью, чтобы поднять их боевой дух. Его убежденность, а также очевидная сила Сетау убедила их в возможности успеха.
Рамзес сожалел, что пришлось скрыть свое участие в этом деле от жены и матери, но ни та, ни другая не дали бы согласие на то,
Сетау шептал змеям, закрытым в мешках, успокаивающие заклинания. От Лотус он узнал последовательность звуков, не имеющих смысла для человека, но убедительных для таинственного слуха змей.
Когда Сетау решил, что странные союзники воинов готовы, маленькая группа направилась к Нилу. Солдаты по воде направились к краю набережной, откуда греческие часовые не могли их видеть.
Сетау коснулся запястья Рамзеса.
— Минуту… Посмотри, кажется, судно Менеласа поднимает якорь.
Сетау не ошибся.
— Оставайтесь здесь.
Рамзес опустил мешок с песчаной гадюкой и побежал к греческому кораблю. Серебристый свет луны осветил нос, на котором стояли Менелас и Елена, которую царь Лакедемона прижимал к себе.
— Менелас! — взревел Рамзес.
Услышав оклик, Менелас, одетый в двойные доспехи и пояс, застегнутый золотыми аграфами, узнал правителя.
— Рамзес! Ты пришел пожелать мне доброго пути… Удостоверься: Елена любит своего мужа и будет ему отныне верна. Она поступила мудро, присоединившись ко мне! В Лакедемоне она будет самой счастливой женщиной.
Менелас расхохотался.
— Освободи заложников!
— Не бойся, я верну тебе их живыми.
Рамзес последовал за греческим флотом на маленькой двухпарусной лодке, держась на значительном расстоянии. Когда наступил день, воины Менеласа начали шуметь, колотя мечами и копьями в щиты.
Подчиняясь приказу правителя и великой супруги фараона, военные корабли египтян не вмешивались, освобождая выход в Средиземное море. Менелас свободно мог плыть на север.
На мгновение Рамзес решил, что его обманули и Менелас перебил заложников, но на воду спустили шлюпку, и в нее по веревочной лестнице сошли пленники. Здоровые мужчины схватили весла и как можно быстрее стали удаляться от своей плавучей тюрьмы.
На корме корабля своего супруга белорукая Елена, одетая в пурпурное одеяние, с головой, покрытой белым покрывалом, с золотым ожерельем на шее пристально смотрела на берега Египта, страны, где она провела несколько счастливых месяцев, в надежде избежать судьбы, приготовленной для нее Менеласом.
Как только заложники оказались вне досягаемости греческих стрел, Елена открыла верхнюю часть аметистового перстня, который она носила на правой руке, и выпила яд, находившийся в этом крошечном флаконе, созданном в Мемфисе. Она решила, что никогда не будет рабыней и не закончит свои дни забитая и униженная в гинекее Менеласа. Менелас, коварный и гнусный завоеватель Трои, привезет в Лакедемон лишь труп, над которым не смогут посмеяться.
Как было прекрасно египетское солнце! Под его лучами кожа Елены становилась смуглой, приобретая бронзовый оттенок, как у красивых египтянок, свободных любить, распоряжаться своим телом и душой.