Храм Миллионов Лет
Шрифт:
— Как вы можете в этом сомневаться, Великий Царь?
— Из-за расследования Амени.
Верховный жрец побагровел.
— Этот недоношенный писец, этот проныра, эта крыса, этот…
— Амени мой друг, его единственная цель — служить Египту. Я не потерплю ни малейшего оскорбления, порочащего его репутацию, из чьих бы уст оно ни исходило.
Жрец пробормотал:
— Извините меня, Великий Царь, но его методы…
— Он повел себя грубо?
— Нет, но он более настойчив, чем шакал, разрывающий свою добычу!
— Он ответственно выполняет свою работу, не пренебрегая никакими деталями.
— В чем вы можете упрекнуть меня?
Рамзес скрестил свой взгляд с взглядом верховного жреца.
— Вы не знаете этого?
Второй раз жрец отвернулся.
— Разве вся земля Египта не принадлежит фараону? — спросил Рамзес.
— Так велит завет богов.
— Но царь может даровать поля справедливым мудрым и храбрым людям, заслуживающим того, чтобы обладать ими.
— Так велит обычай.
— Разве позволено верховному жрецу Амона вести себя подобно фараону?
— Он его посланник и представитель в Карнаке.
— Разве вы не зашли слишком далеко в этом представительстве?
— Я не понимаю.
— Вы даровали земли людям, которые являются вашими личными подчиненными, особенно военным, чья верность мне завтра, возможно, окажется сомнительной. Разве вам нужна армия, чтобы защищать ваши владения?
— Это просто стечение обстоятельств, Великий Царь! Что вы вообразили?
— В трех крупных городах находятся три важнейших храма страны: Гелиополь, святой город Ра, творящего света; Мемфис, город Пта, создавшего слово и вдохнувшего жизнь в ремесла; Фивы, город Амона, тайной сущности, чью истинную форму никто не знает. Мой отец настаивал на том, чтобы было сохранено равновесие между этими тремя силами, составляющими божественной сущности. Своей политикой вы разрушили эту гармонию: Фивы надменны и тщеславны.
— Великий Царь! Уж не оскорбляете ли вы Амона?
— Я говорю с верховным жрецом, и именно ему я приказываю прекратить всякую мирскую деятельность и посвятить себя размышлениям и исполнению ритуалов.
Жрец с трудом поднялся.
— Вы хорошо знаете, что это невозможно.
— Почему?
— Мои обязанности одновременно связаны с духовностью и управлением, как и ваши.
— Карнак принадлежит фараону.
— Никто этого не отрицает, но кто сохранит его владения?
— Тот, кого я назначу.
— Это означало бы нарушить наш внутренний строй! Не допускайте подобной ошибки, Великий Царь, если вы повернетесь спиной к жречеству Амона, вы совершите непоправимое.
— Это угроза?
— Совет опытного человека юному монарху.
— Вы думаете, я ему последую?
— Править — сложное искусство, которое требует определенного количества союзников, среди которых находится и жречество Амона. Конечно, я подчинюсь вашим указаниям, какими бы они ни были, так как я остаюсь вашим верным слугой.
Несмотря на явную усталость, жрец выглядел уверенно.
— Не развязывайте бесполезную войну, Великий Царь, вы слишком много потеряете. Заставьте воодушевление от полученной власти уступить разуму и ничего не меняйте. Боги боятся резких перемен, вспомните о прискорбном поведении Эхнатона по отношению к Фивам.
— Петли вашей сети кажутся хорошо натянутыми, но клюв сокола сможет разорвать их.
— Силы, потраченные впустую! Ваше место в Мемфисе, а не здесь, Египту нужна ваша сила, чтобы защитить нас от варваров, желающих покорить нас. Предоставьте мне править этой областью, и я поддержу ваши усилия.
— Я подумаю об этом.
Верховный жрец улыбнулся.
— Добавьте к пылкости ум, и вы станете великим фараоном, Рамзес.
17
У каждого знатного жителя Фив в голове была лишь одна мысль: встретиться с царем и оправдаться, чтобы сохранить достигнутые блага. Лицом к лицу с непредсказуемым монархом, не зависящим ни от какого клана, даже самые влиятельные придворные могли ожидать неприятных сюрпризов. Однако нужно было еще преодолеть препятствие, которое представлял собой Амени, личный секретарь царя, не допускающий назойливых и тщательно отбирающий достойных аудиенции. А что говорить об обыске? Серраманна никого не пропускал к фараону, лично не убедившись, что у посетителя нет при себе оружия или чего-нибудь подозрительного.
Этим утром Рамзес выпроводил всех посетителей, включая главного смотрителя плотин, рекомендованного Амени, которому он уделил особое внимание. Царю нужен был совет великой супруги.
Сидя на краю бассейна, в котором они только что выкупались, подставляя свои обнаженные тела солнцу, чьи лучи проходили через листву смоковниц, царственная чета наслаждалась красотой дворцового сада. Неджем, хоть и стал советником по земледелию, продолжал заниматься садом с ревностной заботой.
— Я только что говорил с верховным жрецом Амона, — признался Рамзес.
— Его враждебность нельзя исправить?
— Увы. Или я принимаю его точку зрения, или навязываю свою.
— Что он предлагает?
— Чтобы Карнак сохранил главенство над другими святилищами Египта, чтобы он правил на Юге, а я на Севере.
— Это недопустимо.
Рамзес с удивлением посмотрел на Нефертари.
— Я ждал, что ты будешь уговаривать меня проявить умеренность!
— Если умеренность ведет к развалу страны, она становится пороком. Этот жрец пытается противопоставить закону фараона свои личные интересы, разрушая общее благо. Если ты уступишь, трон покачнется, и все, что создал Сети, будет разрушено.
Голос Нефертари был нежен, тон голоса спокоен, но слова ее звучали удивительно твердо.
— Ты предвидишь последствия открытого столкновения между царем и верховным жрецом Амона?
— Если ты проявишь слабость в начале правления, то воспрянут все недостойные и честолюбивые. Что же касается верховного жреца Амона, то он возглавит раскол и утвердит свою власть над властью фараона.
— Я не боюсь ввязываться в эту битву, но…
— Ты боишься действовать исходя только из своей личной выгоды?