Хранимая благодать
Шрифт:
– Что вы делаете, милорд? – спросила она, стараясь не выдать волнения.
– Собираюсь лечь спать, что же еще?
Она закрыла глаза и вроде бы опять погрузилась в сон, а он продолжал сидеть, глядя на нее. Джоанна лежала на боку, лицом к нему. Волосы, золотые, как солнечное сияние, укутывали ее плечи словно покрывалом. Она показалась ему прелестной и такой невинной и хрупкой. Она оказалась много моложе, чем он ожидал, и после того, как они с Николасом разрешили свой спор и барон согласился подчиниться всем его распоряжениям,
Внезапно Джоанна села на кровати:
– Здесь? Вы собираетесь спать здесь, милорд?
Его удивил не столько сам вопрос, сколько паника, которая в нем прозвучала, да и выглядела она совершенно ошеломленной. Габриель встал, развязал кожаные ремешки, которыми зашнуровывался его плед, и бросил на ближайший стул.
Когда он предстал перед нею совершенно обнаженным, она зажмурилась, и только его имя тихо прозвучало из ее уст.
Но прежде чем закрыть глаза, она успела охватить взглядом всю его фигуру сзади и струсила. Покрытый бронзовым загаром от шеи до лодыжек, он был совершенно огромным. И как такое возможно? Он что, прогуливался под солнцем в чем мать родила?
Джоанна не собиралась это выяснять. Едва почувствовав, что одеяла отброшены, а кровать опять осела, она поднялась на колени и повернула к нему лицо. Он лежал на спине и даже не думал прикрыться. Вспыхнув от смущения, она схватила одеяло и набросила на мужа.
– Вас обманули, милорд! – вырвалось у нее едва ли не со стоном.
Габриель не мог понять, что это на нее накатило. Откуда этот ужас? Ее глаза наполнились слезами, и если бы она сию минуту захлебнулась в рыданиях, его бы это не удивило.
– Каким образом? – подчеркнуто тихо и спокойно заговорил Габриель, заложив руки за голову.
Он не торопил ее, ждал ответа так терпеливо, словно впереди у него целая вечность. Это помогло и ей успокоиться, и, глубоко вздохнув, она объяснила:
– Брат не сказал вам всего, хотя мне говорил, что объяснил… О господи, как мне жаль! Я была уверена, что вы осведомлены… Когда я узнала, что у вас есть сын, то решила, что вам уже все известно обо мне и теперь это не имеет значения. Ведь у вас уже есть наследник. Вы…
Габриель потянулся, коснулся ладонью ее лица и, почувствовав слезы, успокаивающе проговорил:
– Ваш брат – честный человек.
Она кивнула. Он отвел руку от ее губ и мягко потянул ее обратно на постель.
– Конечно, честный, – пробормотала сквозь слезы Джоанна и прижалась щекой к его плечу.
– Николас не стал бы меня обманывать.
Казалось, она была озадачена, и прошла еще целая минута, прежде чем заговорила о том, что так ее встревожило.
– Возможно, он забыл вам сказать…
– О чем же?
– Я не могу иметь детей.
Он ждал продолжения, но убедившись, что больше она не прибавит ни слова, уточнил:
– И что же?
Она затаила дыхание, ожидая, что он разгневается, однако это, казалось, никак его не задело.
Джоанна решила, что он ее не понял, и пояснила:
– Я бесплодна. Николас должен был сказать вам об этом. Если вы теперь потребуете развода, милорд, я уверена, что отец Маккечни приглядит за отправкой вашей петиции.
– Николас сказал мне об этом.
Она опять села в кровати, совершенно пораженная.
– Сказал? Тогда зачем вы здесь?
– Я ваш муж, и это наша первая брачная ночь. Супруги обыкновенно делят постель.
– Вы хотите сказать, что намерены спать сегодня здесь?
– Именно так, черт возьми! И не только сегодня, но все другие ночи тоже.
– Но зачем? Если о наследниках речь не идет…
Он опять притянул ее на кровать рядом с собой, перевернулся на бок и прижался к ней, мягко смахнув волосы с лица. Его прикосновение было таким нежным, что она успокоилась.
– Тогда давайте спать, милорд?
– Нет.
– Так вы желаете…
– Да! – раздраженно рявкнул Габриель, почувствовав, как в ней опять пробуждается ужас.
– Зачем?
Она, похоже, и впрямь не понимала. Ему удалось унять свою гордость, но неудовольствия скрыть он не смог.
– Джоанна, разве вы не были замужем три года?
Она старалась не смотреть на него, хотя это было трудно. Он и впрямь был очень привлекателен, и хотя она и старалась не выдать себя, сердце ее учащенно билось от его близости и запаха, исходившего от чистого тела. Судя по тому, что волосы его были еще влажными, прежде чем прийти к ней, Габриель принял ванну.
Джоанна не хотела думать, как это приятно, но никак не могла совладать со своими своевольными мыслями.
– Может, вы все-таки ответите, пока не наступило утро?
– Да, была.
– Тогда почему вы спрашиваете, зачем я здесь?
Его недоумение не произвело на нее никакого впечатления.
– Ведь если я не могу родить ребенка, то с какой целью со мной спать?
– Разве нет других причин разделить с вами ложе?
– Что же это за причины? – удивилась Джоанна.
– Разве вы никогда не испытывали удовольствие от выполнения супружеских обязанностей?
– Об удовольствии я ничего не знаю, милорд, зато разочарования мне очень хорошо известны.
– Так вы полагаете, что я буду разочарован, или говорите о себе?
– Мы оба будем разочарованы, а затем вы станете сердиться, так что лучше, милорд, если вы оставите меня.
Она говорила с такой убежденностью, будто хорошо знала все и вся, и ему не нужно было спрашивать, где она почерпнула свои сведения. Не приходилось сомневаться, что ее муж обходился с ней дурно, поэтому она и была так невинна и уязвима. Какая жалость, что Рольф мертв, иначе он с удовольствием убил бы его.