Хранимая троллем
Шрифт:
— Дайн…
— Не надо, — я качаю головой. — Мы в нескольких часах езды. Я могу подождать. Я буду ждать.
На ее хорошеньком личике появляется выражение беспокойства, но она кивает.
— Хорошо. Может, мне пойти посидеть где-нибудь в другом месте?
Моя рука сжимается на ее бедре, прежде чем я успеваю подумать, напугает ли это ее. К счастью, она только улыбается.
— Нет. Не уходи, — не важно, что в самолете ряды пустых кресел. — Я хочу, чтобы ты была прямо здесь.
— Тогда я буду рядом, детка.
Она снова прижимается ближе, и
Только она не будет моей, не так ли?
Не совсем. Потому что она не узнает.
Я вздыхаю.
Это все равно лучше, чем я когда-либо мечтал.
?
Поездка на машине из аэропорта немного менее утомительна. Вместо того, чтобы проводить время у меня на коленях, Омейка смотрит в окно и пристально разглядывает пейзаж, как будто там есть на что посмотреть за пеленой серых облаков и милями упругой зеленой травы. Мы проезжаем поле, где толстые пони с лохматыми гривами поворачивают головы, чтобы посмотреть на проезжающий внедорожник. Омейка вздыхает.
— Здесь все так красиво.
Я смотрю на нее, чтобы понять, шутит ли она. Возможно, она действительно может найти красоту здесь. Если она может найти красоту во мне, то она может найти ее где угодно.
Я указываю на подъездную дорожку к ферме.
— На этом конном заводе разводят лучших лошадей в Исландии. Они всемирно известны. Я думал о его покупке, когда заработал свой первый миллиард.
Она поворачивается и смотрит на меня.
— Твой первый!?
Ладно, я не могу сдержать самодовольного выражения, которое появляется на моем лице. Может, у меня и нет внешности или обаяния, но, по крайней мере, это у меня есть. Это причина, по которой она здесь, не так ли? Можно извлечь из этого максимум пользы.
К тому времени, как мы выезжаем на бездорожье, я покрываюсь потом. А тролли потеют нелегко. Он сочится из моих пор, как горячая магма, обжигая на ходу. Я испорчу свой костюм, если буду продолжать в том же духе, но с этим ничего не поделаешь.
Матерь Земля, она нужна мне.
Водитель ведет внедорожник по каменистой тундре к нижнему склону Геклы, вулкана, который создал меня.
— Итак, как именно это работает? — Омейка ерзает на сиденье, чтобы посмотреть на меня с обеспокоенным выражением лица.
— Это не привяжет тебя ко мне. Тебе даже не обязательно трахаться со мной, если ты этого не хочешь. Ритуал просто сделает тебя невосприимчивой к теплу моего семени. Вот и все, — я думал, это успокоит ее. Но это не совсем правда. По крайней мере, это привяжет меня к ней, но я намерен сделать остальное правдой. Несмотря на это, складка между ее бровями становится глубже.
— О.
— Если ты не хочешь…
Ее маленькая ручка протягивается и сжимает мое бедро, заставляя меня подавить стон.
— Я хочу!
Спасибо Мать.
Я вывожу
Я сказал водителю подождать дальше по склону. Ему незачем любоваться ее красотой. Сегодня она только для меня. Как только я даю ему сигнал, он уезжает и ждет моего звонка, чтобы забрать нас.
Теперь мы вдвоем, одни на склоне горы.
Мое сердце бьется быстрее.
Она действительно пойдет на это?
Могу я?
Я, должно быть, сумасшедший. За исключением того, что я схожу с ума от тоски по ней. Так что это логичный выход. Просто возможно, это сработает.
Мы подходим к тому месту, где между зарослями мха просачивается крошечный ручеек воды. Я останавливаю ее. Она смотрит, как я наклоняюсь и собираю рукой немного грязи из ручья. Я разминаю его в своими огромными лапами и согреваю своим дыханием.
— Раздевайся, — мой голос грубый. Я с трудом его контролирую.
Омейка снимает куртку и топ, и ее широкие темные соски напрягаются на прохладном воздухе. Она сбрасывает леггинсы и мгновение спустя оказывается обнаженной, если не считать носков, которые были на ней перед полетом.
Когда она наклоняется, чтобы снять и их, я останавливаю ее.
— Мать Земля поймет, если ты не снимешь носки. Нельзя допустить, чтобы ты простудилась.
Она широко разводит руки, затем дрожит и снова прижимает их к своему телу.
— Готова.
Нежно, благоговейно я размазываю грязь с места моего рождения по ее лбу, щекам. Я рисую два крошечных пятнышка на ее груди и одно на сердце.
У меня перехватывает дыхание, когда ее соски еще больше напрягаются от моих прикосновений.
Я сглатываю и опускаю взгляд на ее живот. Ее широкие бедра. Гладкий холмик между ними.
Мать Земля, сжалься надо мной.
Мазок грязи ниже ее пупка нанесен дрожащей рукой.
Когда я погружаю большой палец в тайное местечко между ее бедер, я стону.
Веки Омейки на мгновение закрываются. Но она не двигается, позволяя мне совершить ритуал.
Вытаскивая возбужденный член из брюк, я втираю крошечное количество жидкости на подушечку большого пальца.
Каким-то образом мне удается не кончить тут же. Один только вид ее там, обнаженной и прекрасной, с моими метками угрожает свести меня с ума. Прикосновение пальца к головке члена — блаженство.
Дрожащей рукой я снова протягиваю руку между ее ног и наношу остатки грязи, смешанной с моим семенем.
Омейка ахает.
Я подхватываю ее, когда у нее подгибаются колени, и прижимаю к своей груди. Затем я шепчу слова, активирующие магию.
— Мать Земля, благослови эту плодородную почву.
Омейка вздрагивает. Мурашки, которые распространились по ее коже, немного отступают.
— О, мне становится теплее.
Я киваю.
— Это немного повысит твою внутреннюю температуру. И защитит тебя. Здесь все еще слишком холодно для тебя в таком виде. Давай согреем тебя.