Хранить вечно
Шрифт:
— А теперь рассказывай!
Тункин недоуменно уставился на Артемьева.
— Что можешь, что умеешь? Объясни! — продолжал Артемьев.
— Откуда спирт? — спросил в ответ Тункин.
Артемьев небрежно махнул рукой;
— Экспроприация!
Тункин хмыкнул и подставил стакан. Артемьев отодвинул штоф.
— Выпить не секрет! — твердо сказал он. — Выпьешь! Как дальше наш союз крепить? А? Что можешь, что умеешь?
— Все умею! — откликнулся на этот раз Тункин.
—
Тункин тоже перешел на шепот:
— Стрелять умею… в копенку попаду!
— В коленку? — переспросил Артемьев. — Невелика цель!
— Крупнее цель — легче!
— А по крупной цели какая будет цена? — спросил едва слышно Артемьев.
Тункин вздохнул и опять покосился на штоф. Артемьев плеснул четверть стакана. Тункин выпил. Понюхал хвост от воблы, закусывать не стал.
— Бумажками не возьму! — сказал он тихо.
— Найдем желтопузиков.
Тункин кивнул головой. Артемьев сунул штоф в карман и мигнул Тункину на выход.
Вышли, остановились в подворотне. Артемьев тихо сказал:
— Сколько тебе посулили?
Тункин попятился, о Артемьев притянул его к себе за лацканы пальто.
— Чего? Чего это? О чем? — растерянно бормотал Тункин, пытаясь вырваться, но Артемьев крепко его держал, даже слегка встряхнул.
— Обмишулят тебя твои то, — продолжал Артемьев. — Всунут ассигнациями, где у них золоту бить!
— Чека? — по-щенячьи взвизгнул Тункин.
— Тише! Такие слона на ночь нельзя кричать!
— Ты не из Чека? — спросил он с надеждой.
— Мне про тебя говорили, что человек ты отчаянный и никак тебе здесь нельзя больше держаться! — напирал Артемьев. — Плачу золотом. Сколько?
— Дают тысячу.
Артемьев отпустил лацканы пальто и присвистнул:
— Только-то! Там тебе предназначалось больше! Кто перехватил? А? Этот…
— Шевров? — переспросил Тункин. — Шевров! Я так и думал… Сколько для меня у них?
— Две тысячи отхватил от твоего куса!
— А ты что дашь?
— Завтра… Встретимся здесь! Как стемнеет… В семь часов!
Тункин указал рукой на карман Артемьева.
— Давай штоф!
Артемьев сунул в руки Тункину штоф с остатками спирта.
— Теперь в разные стороны! — И вытолкнул Тункина из подворотни в переулок.
По ночной Москве сквозь метель рысью мчался лихач. Брызгала снежная пыль.
Снегопад вдруг кончился. Сразу посветлело, вынырнула на мгновение луна. Под полозьями визжал снег, заметно крепчал мороз.
Миновали Сокольнический парк, дорога пошла в гору.
— Дальше нельзя! Спугнем!
Артемьев подошел к дому. Затаил дыхание
— Хвостов за собой не привел?
Потом бормотанье, и вдруг вскрик, на этот раз голос Тункина:
— Обмануть меня хотите? Не выйдет! Мне все сказано! Надоели вы мне со своим Курбатовым! Где он? Я его спрошу!
Скрипнул пол, звук как будто бы от удара, что-то тяжело рухнуло на пол, и опять возглас Тункина:
— Прочь, купчишка! Пристрелю как собаку! Пристрелю тебя, лакейская душонка! Мне теперь до вас нужды нет! У меня есть люди! Клади деньги и убирайся! Я сам теперь все могу!
Раздался вновь короткий удар, металлический стук по полу, короткая борьба. Видимо, тот, с кем боролся Тункин, выбил у него из рук пистолет.
Артемьев в один прыжок подскочил к крыльцу и постучал. Три коротких удара, пауза, два с растяжкой. В доме затихли. Долгая стояла тишина. Артемьев не знал, может ли он еще раз постучать или повторным стуком нарушит условленный знак.
В сенях послышались осторожные шаги. «В валенки обут», — отметил для себя Артемьев. Шаги осторожные, по половицы шаткие. Звякнуло ведро. Конспираторы!
Бесшумно снят внутренний запор, дверь приоткрылась. Артемьев скользнул в сени.
В грудь ему уперся ствол нагана. Из темноты раздался голос Тункина:
— Это он!
— Тункин сказал правду! — ответил Артемьев. — Это я! Зачем, однако, шуметь? И убери наган, когда его вынимаешь — надо стрелять!
Басок ответил:
— И выстрелю!
— Сейчас не выстрелишь, а потому убери!
— Это почему же не выстрелю?
— Пока не узнаешь, кто и что я, стрелять не будешь!
— Из Чека?
Артемьев отодвинул плечом темную фигуру и шагнул в глубину сеней,
— Этот дурак, — сказал он, указывая на Тункина, — таскается по притонам и болтает… У него оружие есть?
— Его оружие у меня…
— Шевров? Человек не ответил.
— Слушай, Шевров! Тункин хвалился в притоне. Наш человек слышал его похвальбу. Случай вас спас, что ко мне это дело попало! Ясно? Или еще что-то не ясно?
— Это он! Он! — закричал Тункин. — Спроси у него, сколько вы от меня утаили?
— Вдвое больше! Всегда так бывает! — резко бросил Артемьев и, уже обращаясь к Шеврову: — Завтра облава и вас загребут! Такие вы мне не нужны!
— А какие тебе нужны? — настороженно вскинулся Шевров.
Артемьев сделал два шага, пощупал рукой дверную ручку, рванул дверь на себя и вошел в дом.
— Поговорим! — пригласил он за собой хозяев.
Первым за ним вошел Шевров, робко двинулся и Тункин.