Хранитель чаек
Шрифт:
Герцог легко читал эмоции всадников. Они, лишённые возможности видеть чувства других, плохо умели скрывать свои. И сейчас, всматриваясь в бесстрастное лицо Альшарса, Ларан был озадачен. «Ты не такой, как они, — подумал он, прищурившись. — Почему? Это что-то напоминает мне…».
— Боги не любят смиряться, — заметил он.
Сказал только, чтобы что-нибудь сказать. Обычно Ларан легко подстраивался под любого человека, интуитивно говоря с ним на его языке, но сейчас интуиция молчала. Альшарс не считывался. Словно застывшая глыба льда. Словно сама тьма, прореха в ткани бытия.
«Но что-то под этим льдом ты же чувствуешь, не так
Он проигрывал, и осознавать это было неприятно.
— А я не люблю бессмысленных разговоров. Старик, иди и вели начинать состязания.
Всё задуманное летело под откос, планы рушились. Но Ларан не был бы Лараном, если бы его расстроила такая мелочь, как рухнувшие планы. Все свои комбинации герцог придумывал на ходу. Например, идея с республикой ему пришла в тот момент, когда Леолия только проговаривала приказ выдать Ювину и Джию, пока Сеумас дёргал себя за бороду. К моменту, когда королева обратилась к Медведю, весь план от и до уже лёг подробной мысленной картой перед глазами герцога. Со всеми возможными развилками, пометками «опасно» и жизнерадостными расчётами столбиком. Он уже знал во что примерно ему обойдётся приостановка торговли во всех вариантах течения событий.
Но чтобы выстроить комбинацию, нужно понимать, кто участвует в игре, кто чего хочет, чего боится, на что согласен пойти ради достижения своих целей. Однако принц Альшарс не давал Ларану такой возможности. Но что-то, едва уловимое, цепляло внимание Солёного короля.
Шаман поклонился и вышел, решив не тратить сейчас на почтикороля ни время, ни усилия. Сейчас нужно было срочно придумать, что сделать, чтобы к ночи этого дня Джия всё ещё оставалась живой. Хотя бы живой.
Джия… Простая, как клинок. Чёрно-белая девушка, чья страсть воспламеняла, чьи ходы просчитывались раньше, чем она успела их совершить.
Ларан вообще не любил сложных людей. Только играть с ними.
«Одну ты потерял, когда решил пожалеть себя. Ты тогда выбрал вино вместо борьбы за неё, — шепнул на ухо чей-то насмешливый голос. — А другую потеряешь потому, что вместо неё выбрал игру. Но оно того стоило, не так ли? Игра была прекрасна!»
Ларан споткнулся. Ну ладно, дед. Или, например, призрачная Гедда. Но разговаривать с самим собой это уже было похоже на безумие. Себя невозможно послать к юдарду. Себе невозможно солгать. Перед собой невозможно притвориться. Это не понравилось хранителю Морского щита.
«Ты играл ей, — напомнил всё тот же голос. — И тебе было интересно. Зачем тебе сейчас отыгравшая игрушка? Ты хочешь сыграть ей с Альшарсом?»
«Иди в бездну, мерзкий ублюдок», — ответил Ларан.
А затем подошёл к гонгу и ударил в него. Надел на пальцы ритуальные металлические когти. Самые короткие из тех, что нашёл в жилище убитого шамана, но достаточной длинны для свершения задуманного.
«Если я прямо сейчас начну думать, чего хочу на самом деле, кто я и куда иду, то не сделаю того, что должен».
Иногда Ларан злился на свою способность под разными углами смотреть на одни и те же вещи и думать одновременно о слишком многом. Куда проще быть Эйдом, который видит мир чёрно-белым. Никаких сомнений в выбранном пути. Никаких колебаний. Никакого сомнения в самом себе. Сказка, а не сознание. Разнообразие оттенков порой способно сбить с выбранного курса.
«Я вытащу Джию, — подумал он, приказывая себе сосредоточить все мысли на одной задаче, — и эту её Айяну. А потом уже буду разбираться с самим собой».
На этот раз избранная площадка была круглой, как настоящая арена. Солнце уже перешло линию зенита и сейчас ярко освещало пожухшую траву. Ларан смотрел, как со всех сторон стекаются всадники. И, наконец, увидел её. Джия стояла среди коней, растерянная, встревоженная, и одновременно очень собранная, готовая ко всему.
Его девочка.
Ларан внезапно понял, как сильно она нужна ему. Как корабль — морю.
К княжне подъехал Альшарс. Наследник, видимо, решил, что достаточно потешил публику, выполняя ритуалы. Больше на нём не было украшений, а из одежды одни лишь штаны скрывали наготу. Всадники вокруг раздались в стороны. Альшарс кинул какие-то шипящие слова и бросил княжне саблю. Та ловко поймала. Принц развернул лошадь и направил её к королевскому помосту.
«Хотелось бы знать, что ему нужно от княжны?».
Ларану стало любопытно. Принц влюблён, но тщательно скрывает эмоции? Хотелось бы, но навряд ли им выпала такая удача. А тогда что? Какую игру затеял наследник? А, главное, с кем?
«С Геддой, — вдруг осознал он. — А Джия снова служит им игрушкой». И герцогу захотелось немедленно убить обоих.
Теперь бы понять правила и цели игры…
Альшарс словно заботился о Джие. Возникало ощущение, что наследник не желает княжне зла и делает всё, чтобы та выжила. Однако Ларан не собирался обольщаться. Спасти княжну можно было гораздо более простым способом, не так ли? Достаточно, например, просто не допустить её к состязанию с мужчинами. После слов «шамана», наследник имел полное моральное право выдохнуть, пожать плечами и даже в своих собственных глазах сослаться на волю бога.
Если бы хотел того.
Но принц предпочёл дать девушке возможность героически погибнуть.
«В прошлый раз Гедда, без сомнения, велела Джие меня соблазнить, — размышлял Ларан, глядя как первая пара соревнующихся вихляют острым клинками в жажде разрубить друг друга. — В этот раз она повторяется? Ну не могла же принцесса решить, что княжна способна убить наследника? Нет, конечно. А, значит, скорее всего, Гедда решила повторить полученный опыт».
Сцена, которую он застал в шатре Альшарса, казалась логичным следствием его предположений. Вот только… Зачем Гедде соблазнять брата? Любой из всадников, переспав с женщиной, тотчас забудет об этом событии. В лучшем случае отправит её в свой гарем… Или как там у них это называется? Женой, или наложницей — неважно. Статус влиял на отношения лишь между самими женщинами. И не факт, что Альшарс вспомнит о ней в ближайшее время. В мире Крови оружие и конь были намного важнее женщин.
А тогда — зачем?
Надеялась, что во время соития Альшарс потеряет внимание? Но не надо было знать подноготную принца, чтобы понимать: этот зверь всегда начеку.
«Гедда, зачем?»
Ларан видел, что и саму Джию тянет к властителю Крови. Когда она смотрела на него, то казалась герцогу похожей на кролика, стремящегося к удаву. Это не нравилось солёному королю. Он вспомнил какими глазами Джия смотрела на него самого, сколько в них было счастья. Ларан мог бы поклясться, что тогда княжна забывала даже про свою сестричку. Взгляд, которым Джия, как прочной цепью приковывалась к Альшарсу, был иным.