Хранитель историй
Шрифт:
В этот момент Ава услышала, как открылась дверь и в кабинет вошла Рана.
— Доктор Сэдик, мне так жаль! Госпожа Мэтисон, простите меня. Мой отец болен и…
— Не волнуйтесь, моя дорогая. — Доктор Сэдик поднялся с кресла. — Мы с Авой пока немножко поболтали. Но вам стоит начать процедуры. — Он повернулся и протянул руку. — Ава, вы готовы?
Ава облегчённо выдохнула, радуясь, что непонятная философская беседа закончилась.
— Абсолютно.
Глава 5
Время близилось
«Пусть ждёт».
Малахай не поднимал глаз от своей кожи. Он работал над новым заклинанием на правой руке, особо сложным талесмом, который защитит от искушения и поможет сосредоточиться. Игла из слоновой кости проникала под кожу со скоростью молнии, чернила со слабым серебристым сиянием запечатлевали заклинание на теле.
Малахай почувствовал пульсацию и рождение новой магии. Он, как и все книжники ирин, был привычен к физической боли от нанесения татуировок. Останавливаться приходилось только для того, чтобы окунуть иглу в чернила, изготовленные из пепла ритуального огня. В течение нескольких минут символы древнего языка обретали очертания, извиваясь и вплетаясь в уже существующие заклинания.
Когда зачарование закончилось, Малахай глубоко вздохнул и сконцентрировался на пламени. Тихо вознёс хвалу Создателю, матери, родившей его, и отцу, обучившему. Своему учителю и совету старейшин.
Малахай закрыл глаза и позволил волшебству овладеть собой. Затем медленно открыл их и посмотрел на руку.
На человеческой коже вокруг тату должно было остаться покраснение и сукровица, но Малахай был не совсем человеком. Талесм уже запечатлелся, тонкий слой чернил высох поверх старого письма, а к утру исчезнут и струпья. Серебристое свечение вокруг татуировки появится, когда активируется архиталесм, начертанный вокруг левого запястья.
Словно почувствовав затухание магии, в дверь тихо постучали.
— Малахай?
— Можешь зайти, Дамиан. Я закончил.
Дверь открылась, и вошёл Дамиан, одетый в церемониальную накидку хранителей, которые должны были поддерживать священный огонь в доме книжников. Накидка прикрывала бедра, открывая остальные талесмы Дамиана, предупреждающие каждого о его возрасте и навыках в магии.
Все ещё ощущая отголоски новой силы, Малахай откинулся на спинку широкого стула и выдохнул. Он чувствовал, как магия соединялась с более старыми писаниями.
— Доброе утро, — поприветствовал Дамиан. — Ты рано.
— Я мало спал.
Дамиан хмыкнул и потёр глаза.
— Ты закончил новый
— Да.
Хранитель взглянул на бицепс Малахая и изогнул бровь.
— Самообладание?
— И сосредоточенность.
Последовала глубокомысленная пауза, и только затем прозвучал вопрос:
— Ты поблагодарил?
— Да, хранитель.
Дамиан кивнул.
Малахай сделал ещё один глубокий вздох, а Дамиан опустился на колени перед огнём, поднял левое запястье и провёл по-своему архиталесму. Малахай наблюдал за пробуждением магии: мягкое серебристое свечение разлилось по телу хранителя, от новых заклинаний на ноге до фамильных татуировок на плечах и спине. У Малахая были подобные — единственные, которые он нанёс не самостоятельно. Первую он получил от отца в тринадцатилетнем возрасте. Первый вкус древней силы, которую он совершенствовал столетиями.
В детстве его защищали силы матери, но к тринадцати годам Малахай больше не считался ребёнком. Взгляд скользнул по первым несовершенным письменам на левом запястье. Старые заклинания не исчезли, но неуклюжая мальчишеская работа по-прежнему вызывала улыбку. Постепенно символы стали сложней, добрались до руки, потянулись по плечу и ключице, прежде чем начать своё долгое, многовековое путешествие вниз по правой руке. Каждый символ вплетался в узор, и каждый был уникален, как самовыражение книжника, который его нанёс.
Заклинания защиты на предплечье.
Долголетия на запястье.
Силы.
Скорости.
Острого зрения. Точных рефлексов. Иммунитета к ядам и наркотикам. Книжник ирин, столь старый как Малахай, был практически неуязвим в бою, если только добровольно не решит отдать свою магию. Но у него нет суженой…
Взгляд метнулся к метке Дамиана ниже левого плеча, непосредственного над сердцем. Хранитель поднялся с колен, закончив свои утренние молитвы, и собрал пепел с жаровен, чтобы сделать чернила.
— Получал ли ты в последнее время известие от Сари? — спросил Малахай.
Дамиан бросил на него мрачный взгляд.
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто любопытно.
— Не твоё дело.
Молчание. Малахаю не следовало задавать вопросов, но желание потерзать хранителя и поток волшебства придали ему смелости.
Наконец Дамиан пробормотал:
— Нет.
— Мне жаль.
Хранитель пожал плечами.
— Я знаю, она в безопасности. Это самое важное. Я могу видеть её во время наших прогулок во сне; она просто решила игнорировать меня.
Чувство лёгкости от чар наконец прошло. Малахай встал и опустил татуировочную иглу в ванночку для очистки. Затем, собрав льняные ткани, перепачканные чернилами и кровью, бросил их в огонь. И стоял, наблюдая, как куски догорают. Дамиан сгрёб остатки золы.
— Меня к ней тянет, — признался Малахай тихим голосом.
— Если предположить, что ты не сошёл с ума и говоришь не о моей суженой, то я вынужден признать: речь идёт о человеческой женщине.
— Аве.
— Ава, — задумчиво повторил Дамиан. — Хорошее имя.