Хранитель Мечей. Рождение Мага
Шрифт:
Люди вокруг него на разные лады затянули молитву. Неясыть вновь ощутил на себе злобные взгляды – он, похоже, ещё и язычник или, хуже того, еретик, если не схизматик!
– Что он делает? – одними губами сказал Алхимику мастер огня. – Мало того, что отдал шар Тёмному, так ещё и не молится! Он что, дурак?..
– Кевиа ошибся, – столь же тихо отозвался низкорослый декан. – Если бы этот молодчик пришёл из Тьмы, будь уверен, он пошёл бы к святошам и молитвы, не сомневайся, знал бы лучше Папы Аркинского.
– Может, на это и расчёт? – продолжал сомневаться Огневик.
Алхимик хотел что-то ответить, но в этот миг короткая молитва кончилась. Ректор медленно поднял
– Выходи, – Алхимик толкнул коллегу в бок.
Однако мастер Огневик, декан факультета стихии огня, в напоминаниях не нуждался. Волшебник сделал несколько шагов вперёд, и вместе с ним поплыла разноцветная пирамида шаров с именами, покачивавшаяся в воздухе у него над головой. В следующий миг чародей сделал резкое движение своим посохом, точно косой, – и словно бы лопнул незримый обруч, удерживавший шары все вместе. Алые, оранжевые, жёлтые, белые, малиновые, бордовые, кроваво-красные, охристые – шары всех оттенков красного и жёлтого цветов, среди которых, правда, встречались и светло-зеленоватые и голубые, и даже синевато-стальные, медленной чередой поплыли через площадь, прямо в руки тех, чейвыборсовпал свыборомСилы.
Толпа разразилась воплями. Кто-то радостно орал, подпрыгивая и размахивая руками, кто-то, напротив, падал прямо на чёрный камень, не в силах сдержать рыданий. На сей раз в отношении огненной стихиивыборСилы в основном проявился через цветность. Красный – цвет пламени – редко превалировал среди отданных мастеру Огневику шаров. Примерно раз в двадцать лет, не чаще.
Следующим настала очередь Алхимика. С ним вышла совсем иная история, цвет его шаров варьировался от опять-таки немногочисленных красных до столь же редких фиолетовых; нельзя было сказать, что у какого-то из цветов здесь преимущество.
Один за другим деканы выходили вперёд. Разноцветные веера шаров плыли через площадь, прямо к жадно тянувшимся за ними рукам. Ничего не скажешь, маги придумали нелепую, но яркую и зрелищную церемонию. Понятно, почему она не приелась простым обитателям Ордоса даже за все эти долгие годы.
Лица деканов оставались приятно-спокойными, ни один не расстался с любезной, чуть виноватой улыбкой – мол, хотели бы взять всех, но, увы, закон есть закон. Как и положено, отсеивалась, не получив своих шаров назад, примерно треть аколитов. У остальных шары превращались в изящные браслеты, охватывающие левое запястье. Имя оставалось на поверхности, так, чтобы его легко можно было прочитать, даже бросив на браслет лишь мимолётный взгляд. Те, кому не повезло, уныло тянулись прочь с площади, и люди в переулках поспешно расступались, кланяясь даже и неудачникам с неложной почтительностью.
Обладай Неясыть слухом настоящей совы, он, быть может, и сумел бы уловить быстрый шёпот Кевиа, декана «священного» факультета, обращённый к ректору:
– Милорд, может, ещё обойдется… вдруг да не совпа…
В этот самый миг тот, кого деканы и народ называли Тёмным, наконец-то, в свою очередь, шагнул вперёд. На сей раз его уродливая, полузмеиная голова была высоко поднята, нечеловеческие глаза горели яростно-жёлтым огнем, в горле клокотало. Чёрный посох описал стремительную дугу, и казалось, конец его оставляет в воздухе быстро гаснущий след какого-то тёмного пламени. Бесцветный шар, на котором не было никакого имени, поплыл через площадь; люди затаили дыхание. Однако он не исчез, подобно шарам других
Площадь дружно вздохнула. Декан факультета священной магии, милорд Кевиа, побледнел и пошатнулся, так что ректору пришлось чуть ли не подхватить толстяка под руку.
Несколько мгновений показались собравшимся часами – прежде чем ректор сумел овладеть собой (он всё-таки недаром занимал эту должность!) и не начал положенную традицией Прощальную речь.
Его голос не дрожал, слова лились плавно и гармонично, и Неясыть невольно почувствовал к нему уважение. Этот человек умел проигрывать. Неясыть не мог пока что понять, почему ректор считает себя проигравшим, но ошибиться в оценке он не мог. Неужели его настолько боятся?.. Что ж, в своё время он узнает, почему и за что.
А Прощальная речь всё длилась и длилась, и неудачники, до сих пор не покинувшие чёрную площадь, невольно поднимали головы и распрямляли ссутулившиеся плечи. Ректор обращался именно к ним, а вовсе не к успешно прошедшим черезвыбор. Он говорил, что всё может измениться – если изменятся они сами. Пусть они возвращаются в родные места, пусть вновь встретятся с теми, кто признал их годными для учёбы в Академии, пусть научатся смотреть в глубь себя чуть-чуть отчётливее, чем сейчас, и тогда они смогут вернуться.
В продолжение всей этой пылкой тирады Неясыть стоял неподвижно, глядя прямо перед собой. Получив обратно свой шар, он тем самым стал неприкосновенен для остальных обитателей Ордоса, в том числе и для принятых в Академию аколитов – дуэли между «своими» были строго-настрого запрещены – иначе не миновать беды: взгляды, бросаемые на него новоиспечёнными студиозусами, были куда как неласковы.
Наконец ректор закончил. Деканы разделились, сзывая каждый к себе свои факультеты. Всего на площади осталось около трёх сотен человек, достаточно быстро поделившихся сейчас на отряды примерно по три десятка человек в каждом, где-то чуть больше, где-то чуть меньше; подхваченный всеобщим движением, слитый с толпой – и вместе с тем совершенно, наглухо от неё отделённый чёрным браслетом на запястье – Неясыть оказался выброшен, словно бревно-топляк на низкий берег, к самым ступеням, на которых стоял Тёмный.
– Ты не отрёкся, сын мой, – медленно проговорил декан. Несмотря на жуткую внешность, по-эбински он изъяснялся чисто, без малейшего акцента. – Ну что ж… значит, это судьба. Только тебе ведь будет трудно, очень…
– Знаю, милорд декан, – сухо произнёс Неясыть. – Не надо пустых слов, всё уже решено. Я рад, что не ошибся.
Тот, кого называли Тёмным, взглянул на своего ученика – куда более внимательно. В глубине жёлтых глаз по-прежнему мерцало пламя.
– Ты знаешь, чего хочешь, молодой мэтр? – также холодно, в тон ему спросил декан. – Я чувствую твою пустую полноту… или заполненную пустоту, так будет вернее. Ты уверен, что осознал свой путь?
– Я выбрал его, и он не разошёлся с выбором Силы, – пожал плечами Неясыть.
– Деканы не решились жульничать, – буркнул Тёмный. – С выбором Силы не шутят; а то бы они тебя в два счёта…
– Они боятся вас? Но тогда почему терпят?
Двенадцатый факультет, состоявший всего из двух человек, замыкал втягивавшуюся в белые врата Академии колонну неофитов, и, казалось, даже спины идущих впереди, в некотором отдалении лекарей, наставников одиннадцатого, Целительского, факультета источают страх и ненависть.