Хранитель пчел из Алеппо
Шрифт:
Снова у мертвеца вспыхнул телефон. Кто-то отчаянно хотел с ним поговорить. На дереве сидел удод, сверкая чернильными глазками. Птица распахнула крылья с черно-белыми полосами. Свет пугал меня. Я опустился на колени и вытащил мобильник из окаменевших пальцев, бросив к себе в рюкзак.
Часы пробили полночь. Издалека донесся тихий рокот мотора. Перепугавшись, Афра выпрямилась. «Тойота» с выключенными фарами завернула за угол, взрыхлив колесами пыль и пепел. Из машины вышел бородатый лысый водитель в черной футболке,
Мужчина некоторое время неподвижно изучал меня. Афра пошаркала ногами, но он даже не глянул в ее сторону.
– Зовите меня Али, – наконец сказал он и улыбнулся столь широко, что на лице появились морщины.
Мне вдруг стало неуютно: вспомнился заводной клоун, которого бабушка подарила Сами. Улыбка быстро померкла, взгляд Али заметался по темноте.
– Что случилось? – спросил я.
– Мне сказали, вас будет трое.
Я указал на мужчину, лежавшего на земле.
– Плохи дела.
В голосе Али прозвучала мимолетная грусть, он склонился над телом, потом опустился на колено и, сняв с пальца мертвеца золотое кольцо, надел на свой. Со вздохом посмотрел на башню с часами, потом устремил взгляд в небо. Я тоже глянул туда.
– Ночь сегодня ясная. Путь нам освещают звезды. До восхода солнца четыре часа. Нужно добраться до Арманаза к трем, если хотите до четырех успеть к границе.
– Сколько нам ехать? – спросила Афра.
Али наконец посмотрел на нее, словно только что заметил.
– Около двух часов, – сказал он, глядя по-прежнему на меня. – Сидеть вы будете не со мной, а сзади.
На задней площадке пикапа стояла корова, пол покрывали лепешки. Я помог Афре забраться внутрь, водитель велел нам сидеть тихо и не высовываться. Если мы попадемся, снайперы сперва пристрелят корову. Животное понуро уставилось на нас. Зарычал мотор, «тойота» тихонько поехала по пыльным улицам, вздрагивая на щебне.
– Телефон звонит, – сказала Афра.
– О чем ты?
– Я чувствую возле ноги вибрацию, от твоей сумки. Кто нам звонит?
– Это не мой телефон, – сказал я. – Свой я выключил.
– А чей же тогда?
Я достал телефон из рюкзака. Пятьдесят пропущенных вызовов. И снова звонок: Зухет Аббас, жена Аббаса…
– Кто там? – сказала Афра. – Ответь.
– Дай мне твой хиджаб, – попросил я.
Афра сняла с головы хиджаб и передала мне. Я набросил его на себя и ответил на вызов.
– Аббас!
– Нет.
– Аббас, где ты?
– Нет, простите, я не Аббас.
– Где он? Могу я с ним поговорить? Его забрали? Они забрали его?
– Аббаса здесь нет.
– Но я говорила с ним. Нас прервали.
– Когда?
– Недавно. С час назад. Прошу, дайте мне поговорить с ним.
В этот момент пикап остановился, стих мотор. Раздались шаги. Водитель сорвал с меня хиджаб, отбросил его назад, и моего лба коснулся холодный металл.
– Ты совсем сдурел? – сказал Али. – Сдохнуть решил?
Он сильнее прижал пистолет ко лбу, сверкая глазами. Из телефона раздавался женский голос:
– Аббас, Аббас… – Снова, и снова, и снова.
– Дай-ка сюда! – сказал проводник.
Я отдал ему телефон, и мы снова тронулись в путь.
Мы направлялись в поселок Урум-аль-Кубра, в двадцати километрах к западу от Алеппо, петляя среди руин старого города. Западные районы удерживались правительственными войсками, повстанцы были на востоке. Река текла по нейтральной территории между противостоящими линиями фронта. Если что-либо скидывали в Кувейк с правительственной стороны, в итоге оно попадало к повстанцам. Достигнув окраины города, мы проехали мимо огромного плаката Башара аль-Асада: даже в темноте его голубые глаза светились, как драгоценные камни. Постер был совершенно не тронут.
Мы достигли автомагистрали. По обе стороны раскинулись черные поля с синими в свете луны силуэтами тутовых и оливковых деревьев. Здесь велись бои между повстанцами и сирийскими войсками – среди Мертвых городов, сотен давно заброшенных греко-римских поселений, засорявших пригороды Алеппо. В этой сизой пустоте я старался забыть все, что знал и слышал. Пытался представить, что все так же не тронуто, как глаза Башара аль-Асада на плакате. Но что потеряно – потеряно навсегда. Замки крестоносцев, мечети и церкви, римская мозаика, древние рынки, дома и очаги, сердца, мужья и жены, дочери и сыновья. Сыновья. Я вспомнил глаза Сами в тот момент, когда вспыхнул свет, превращая их в стекло.
Афра молчала. Ее волосы цвета ночного неба были распущены, лицо побледнело. Она щипала себя за руку. Я прикрыл глаза, а когда очнулся, мы прибыли в Урум-аль-Кубру. Перед нами лежал остов взорванного грузовика. Водитель ходил кругами. Сказал, что мы ждем мать с ребенком.
Мы находились в пустынном, безликом месте. Али нервничал.
– Нужно успеть до рассвета, – сказал он. – Не получится до восхода солнца – значит никогда.
Из темноты между зданиями выехал мужчина на велосипеде.
– Говорить буду я, – сказал Али. – Он может оказаться кем угодно. Даже шпионом.
Когда мужчина подъехал ближе, я увидел, что у него серая, как бетон, кожа. Вряд ли он был шпионом, но Али не собирался рисковать.
– Извините, что беспокою. Не найдется ли у вас воды? – спросил мужчина.
– Все в порядке, друг мой, – сказал Али. – Немного есть.
Он достал с пассажирского сиденья бутылку и передал мужчине, который выпил воду так, будто лет сто мучился от жажды.
– Перекусить тоже найдется.