Хранитель Реки
Шрифт:
А что, идея хорошая. Если Оглоблину тут нравится, сам же сюда залез – пусть тут бы и оставался. Материалы доставить и готовый продукт забрать – один визит в месяц или даже в два. Интернет есть в «большой» Вяльме, если что-то понадобится рассмотреть в «паутине». А еще Жорж будет таким добрым, что не станет мешать мазиле, кроме выполнения велесовских заказов, писать что-то и на свой вкус. Это даже неплохо, с той же конспиративной точки зрения.
Чем больше он обсасывал эту идею, тем больше она ему нравилась. Надо только придумать, чем эту семейку
Деньги – дело хорошее, но, как показал опыт, не все решающее.
Мысль Игоря о заложнице в лице Оваловой Жоржу вообще не понравилась. Он готов был согласиться, что мазила из-за своей девки реально станет выполнять условия соглашения, однако ему очень не хотелось, чтобы Игорь в доказательство серьезности их намерений что-нибудь с ней сотворил. Облапать Овалову – или даже трахнуть ее на глазах мужа – соратнику было как нечего делать.
Жорж, с его лагерным опытом, тоже бы от этой картины не исплакался. Правда, при одном условии: чтобы вместо Игорька грязную работенку выполнил кто-то другой.
Велесов готов был согласиться, что ревность – это проявление слабости. Однако собственные слабости он любил и лелеял не меньше, чем свои сильные стороны. В этом-то и есть, и всегда был высший кайф его жизни.
Нет, идея с сексуальными домогательствами к гражданской жене Оглоблина была решительно отвергнута.
Чем же еще можно зацепить этого пачкуна, кроме угроз физической расправы?
Ответ, как это часто происходит в жизни, нарисовался сам собой.
Дверь в избу в очередной раз отворилась, но вышла из нее не Овалова, и не Вадим, на их глазах упиливший куда-то к воде с фанерным планшетом и акварельными листами.
Вышла из избы девчонка, явно дошкольного возраста, веселая и шустрая. На голове ее в такт прыжкам (а девчонка точно не могла ходить спокойно) подпрыгивали белые большие банты. Издали, конечно, ничего не было слышно, но окуляры, приблизившие картинку вплотную, явственно показывали, что девчонка не могла ходить не только спокойно, но и молча.
Что ж, это все меняло.
Надо же, какой хитрец! Ни разу не раскололся про дочку. Вот же ублюдок! Но теперь он на крючке. На таком крючке, с которого ни при каких обстоятельствах уже не слезть.
– Возьмем мелкую, – вполголоса сказал Велесов.
Соратник скривился – он явно рассчитывал на иные методы принуждения.
– А кто возиться с ней будет? – спросил Игорь.
– Есть одна мадам, – подумал про свою домработницу Георгий Иванович. – Она, кстати, в детском саду работает. Пятидневном.
– А на выходные вы с ней в парк будете ходить? – съязвил подчиненный.
Велесов не собирался ходить с ребенком в парк по выходным. На это дело можно будет опять-таки напрячь домработницу, та не откажется за небольшие деньги, которые, кстати, можно будет вычесть из зарплаты этого недоделка.
Что ж, пожалуй, это единственная стопроцентная гарантия того, что супруги Оглоблины более никуда не рыпнутся. А и рыпнутся – ничего доказать не смогут. Ребенок-то не в подвале заточен, а в детский сад ходит. Да и фуфелы создавал не Георгий Иванович, а господин Оглоблин, собственноручно, как говорится.
Нет, это просто отличный вариант.
А мысль Велесова уже работала дальше. Девчонку Игорь заберет прямо сейчас и подождет чуток с ней в лесу. Он же, Велесов, проведет переговоры с Оглоблиными (теперь он их так будет именовать, раз дитя завели) и наверняка достигнет консенсуса.
Более того, Велесов же не фашист какой-нибудь, он разрешит мамашке поехать с ними в Москву, чтоб убедилась, что ребенка пристроили в стандартное детское учреждение, а не в погреб пыточный.
На обратном пути, кстати, увезет благоверному набор материалов для творчества, как свободного, так и на заданную Велесовым тему: холсты, грунты, краски, кисти, лаки, подрамники, кованые гвоздики, хороший стационарный мольберт – да мало ли что нужно в таком специальном деле? Благородство Велесова достигает такой степени, что повезут все это барахло – вместе с Оваловой в придачу – на все том же темно-синем «мультивэне». Хотя, конечно, и за этот перегон денежку вычтут из первой же «дачки» Оглоблина.
Несомненно, это справедливо.
Напарник еще раз открыл рот, чтобы выразить недовольство, но не успел.
– Ша, – просто сказал Велесов. – Я все решил. Ты берешь девку. Уводишь ее в лес. Я беседую с придурком.
– А если они всполошатся и полдеревни соберут? Нас же на вилы поднимут!
– Тут люди-то только по выходным бывают, – резонно заметил старший. – Деревня пустая. И потом разве я велел что-то с ребенком делать? Подержишь ее полчаса, пока я тебе по рации не скажу.
Игорь угрюмо затих – насилие над ребенком, даже в таком урезанном виде, не входило в его планы. Вот с ее мамой он бы охотно позабавился. Но начальник есть начальник.
– Все равно надо Оглоблина ждать, – наконец сказал он.
– Зачем?
– С одной бабой будете говорить? У нее мозги набекрень съедут, как поймет, что ребенка украли. Вой поднимет.
Что ж, это было существенное соображение. В таком деле лучше говорить с мужиком.
Но отказываться от планов не пришлось: от реки уже возвращался Оглоблин, держа в каждой руке по свеженаписанной акварели (планшет, видно, оставил там). Ему явно не терпелось похвастать созданным шедевром перед супругой. А может, учуял запах борща.
Вот он вошел в калитку, на ходу потрепал тыльной стороной ладони – руки-то заняты листами – девчонку по косичкам и поднялся на высоченное крыльцо. Еще секунда – и он скрылся в доме.
А девчонка, схватив игрушечный кораблик и весело на ходу подпрыгивая, направилась к речке, прямо к вяльминскому мосту. Здесь, вне паводков и дождей, было мелко, однако течение было сильное, даже с бурунчиками, создаваемыми потоком, обтекающим многочисленные валуны. Идеальное место пускать кораблик.
А еще – идеальное место украсть ребенка.