Хранитель смерти
Шрифт:
— Согласна, — отозвалась Маура.
— А как насчет цвета кожи? — поинтересовалась Джейн. — Мы сможем определить расу?
— Нет, — ответил Робинсон. — Во время усыхания кожа темнеет. В данном случае речь вполне может идти о европеоиде. А без черепа, без зубов, с которых можно было бы сделать рентгеновский снимок, нельзя сказать, сколько этому экземпляру лет.
Маура перевернула тцантцу и бросила взгляд на шейное отверстие. Удивительно было видеть пустое пространство там, где обычно располагаются хрящи и мышцы, трахея и пищевод. Шея наполовину спала, так что темная внутренняя полость была практически не видна. Внезапно
— Можно мне еще немного света? — попросила она.
Джозефина повернула к ней увеличительную лампу, и Маура направила луч в шейное отверстие. Сквозь узкую щель она с трудом различила какой-то светлый клубок.
— Похоже на бумагу, — заметила она.
— В этом нет ничего необычного, — отозвался Робинсон. — Иногда внутрь засовывали мятые газеты, чтобы сохранить форму при перевозке. Если это какая-нибудь южноамериканская пресса, то, по крайней мере, мы сможем узнать что-нибудь о происхождении этого экземпляра.
— У вас есть щипцы?
Отыскав инструмент в одном из выдвижных ящиков, Джозефина передала щипцы доктору Айлз. Маура просунула их в отверстие и ухватила то, что находилось внутри. Затем осторожно потянула и достала мятую газету. Разглаживая страницу, она заметила, что тексты отпечатаны не на испанском, не на португальском, а на английском языке.
— «Индио дейли ньюз»? — удивленно усмехнулась Джейн. — Это калифорнийская газета.
— И взгляни-ка на дату. — Маура указала на заголовок газеты. — Всего двадцатишестилетней давности.
— Но, возможно, голову все-таки сделали раньше, — вмешался Робинсон. — Вероятно, газету засунули внутрь позднее, для транспортировки.
— Однако мы кое-что выяснили. — Маура подняла взгляд. — Эта голова изначально не входила в собрание музея. Возможно, перед нами останки еще одной жертвы, появившиеся здесь тогда же, когда… — Она запнулась, внезапно глянув на Джозефину.
Доктор Пульчилло побелела как полотно. Маура уже не раз видела, как лица приобретают такой нездоровый оттенок (подобное случалось с молодыми полицейскими, впервые приходившими на вскрытие), а потому знала, о чем это говорит: женщину тошнит, и сейчас она либо помчится к мойке, либо, пошатываясь, побредет к ближайшему стулу. Но Джозефина поступила иначе: она просто повернулась и вышла из лаборатории.
— Я проверю, как она. — Доктор Робинсон стянул перчатки. — Джозефина неважно выглядит.
— Я присмотрю за ней, — вызвался Фрост и вышел из лаборатории вслед за доктором Пульчилло.
Дверь уже захлопнулась, а Робинсон все смотрел вслед полицейскому, видимо, размышляя, стоит ли пойти за ним.
— У вас есть документы двадцатишестилетней давности? — спросила Маура. — Доктор Робинсон?
Внезапно поняв, что доктор Айлз зовет его, куратор обернулся.
— Что, простите?
— Двадцатишестилетней давности. Дата газеты. У вас есть документы того времени?
— А! Да, мы нашли инвентарные книги тысяча девятьсот семидесятых и восьмидесятых годов. Но я не помню, чтобы там упоминались тцантцы. Если даже голова поступила к нам в то время, в записях она не значится. — Куратор посмотрел на Саймона. — Ты не помнишь?
Саймон устало покачал головой. Он казался выжатым как лимон, словно за последние полчаса состарился лет на десять.
— Я не знаю, откуда взялась эта голова, — проговорил он. — Понятия не имею, кто и зачем поместил ее за ту стену.
Маура пристально посмотрела на усохшую голову с навечно зашитыми веками и губами и тихо сказала:
— Похоже, кто-то формировал здесь свою собственную коллекцию.
9
Джозефине страшно хотелось побыть одной, но она так и не смогла придумать благовидного предлога, чтобы отделаться от детектива Фроста. Вслед за Джозефиной он поднялся по лестнице к ее кабинету и теперь, стоя в дверях, с тревогой следил за доктором Пульчилло. У него был спокойный взгляд и доброе лицо, а лохматые светлые волосы напомнили Джозефине о взъерошенных мальчишках-близнецах, которых она частенько видела катающимися с горки на соседней детской площадке. Тем не менее он был полицейским, а полицейские путали Джозефину. Не стоило уходить из лаборатории так внезапно. Не стоило привлекать к себе внимание. Но взгляд на газету был словно удар кулаком — от него перехватило дыхание, и почва ушла из-под ног.
«Индио, штат Калифорния. Двадцать шесть лет назад, — стучало у нее в голове. — Город, где я появилась на свет. Год, когда я родилась».
И снова всплыла эта зловещая связь с прошлым — Джозефина не понимала, как такое возможно. Ей нужно было время, чтобы все обдумать, разобраться, почему в цокольном этаже этого безвестного музея, куда ее недавно взяли на работу, скрывается столько старых тайных ниточек, тянущихся к ее собственной судьбе. «Будто бы именно моя жизнь, мое прошлое хранится в этом собрании», — думала она. Мысленно Джозефина изо всех сил пыталась найти всему объяснение, но одновременно ей приходилось с улыбкой отвечать на вопросы детектива Фроста, который и не собирался покидать порог ее кабинета.
— Вам уже лучше? — осведомился он.
— В лаборатории у меня немножко закружилась голова. Возможно, понижен сахар в крови. — Джозефина опустилась в кресло. — Все-таки нужно было позавтракать сегодня утром.
— Может быть, вам выпить чашечку кофе или еще чего-нибудь? Принести?
— Нет, спасибо. — Джозефина выдавила из себя улыбку, надеясь, что это поможет отослать детектива куда подальше. Но вместо того чтобы тихо удалиться, Фрост перешагнул порог ее кабинета.
— Эта газета имеет для вас какое-то особое значение? — поинтересовался детектив.
— Что вы имеете в виду?
— Просто я заметил, вас потрясло, когда доктор Айлз раскрыла ее, и мы увидели, что газета калифорнийская.
«Он наблюдал за мной, — пронеслось в голове у Джозефины. — Он и теперь следит за мной».
Сейчас не время демонстрировать, насколько она близка к панике. Если не высовываться, оставаться на заднем плане, играя роль тихой музейной сотрудницы, у полиции не будет причин интересоваться ею.
— Дело не только в газете, — призналась она. — Эта ситуация вызывает ужас сама по себе. То, что в нашем здании находят мертвецов… и их части. Музей для меня — это храм науки. Место для исследований и раздумий. А теперь у меня такое ощущение, будто я работаю в доме ужасов — только и гадай, где обнаружится очередная часть тела.