Хранитель забытых тайн
Шрифт:
— Вы имеете в виду Королевское общество?
— Да.
— Я слышала о нем и о его девизе: «Nullius in verba» [31] .
— «Нет ничего в словах». В сущности, это означает, что нельзя основывать наши убеждения на непроверенных теориях. Мы отвергаем прежние методы естествознания, когда ученые лишь умозрительно рассуждали о тех или иных явлениях и считали, что истинна только такая теория, которая наиболее изящно изложена. Мы полагаем, что к истине нас может привести в первую очередь внимательное наблюдение за явлениями физического мира. Прежде всего, мы изучаем свойства вещей, а уже потом постепенно продвигаемся к созданию гипотез,
31
Смысл этого латинского девиза можно передать крылатой фразой «Подвергай все сомнению».
— Мне это нравится.
— О, у нас бывают удивительные заседания, — горячо продолжает он, и глаза его сверкают, — Мы обсуждаем проблемы анатомии, астрономии, ботаники, свойства света и воздуха, явления магнетизма — в общем, все, что способен исследовать человек. Иногда мы проводим совместные опыты, или наши товарищи представляют нам отчеты о собственных экспериментах.
— Не стану скрывать, я вам завидую. Я бы и сама с удовольствием стала членом такого ученого общества.
Ей вдруг приходит в голову, что с тех пор, как умерли ее отец и Натаниэль, она впервые разговаривает о том, что интересует ее больше всего на свете: о медицине, о науке. Все трое они, бывало, дни напролет ставили медицинские опыты, обменивались своими наблюдениями, размышлениями и открытиями, и каждый делал свой вклад в общее знание, и только смерть отца прекратила этот процесс. Как жаль, что этого нет у нее теперь, как ей теперь не хватает мужа и отца, их мыслей, их мудрости. И матери тоже недостает, ее душа медленно, но верно уходит от нее. Господи, как же она одинока и как это ужасно! Интересно, что о ней думает мистер Стратерн. Мужчины считают, что она потеряла женскую скромность и ведет себя неприлично, потому что у нее есть интересы, выходящие за пределы семьи и дома. Даже желание учиться, получать знания считается неприличным для женщины, делает ее бесстыдной, а ведь нескромность и бесстыдство для женщины — величайший грех. Доктор Стратерн, конечно, придерживается передовых взглядов и сторонник новейшей философии, но это вовсе не означает, что он относится к женщинам иначе, чем остальные мужчины.
— Думаю, вам кажется странным, что женщина интересуется такими вещами.
— Вовсе нет, когда говорите об этом вы, мне кажется это вполне естественным. Но я думаю, что вы совсем не похожи на женщин, которых я знаю. Из всех женщин, с которыми я знаком, вы единственная, кто достоин стать членом нашего Общества.
— Благодарю вас.
Странно, кажется, у нее на глаза наворачиваются слезы. Неужели наконец нашелся человек, который принимает ее как должно, такой, какова она есть на самом деле? Чтобы скрыть нахлынувшее чувство, она наклоняется и накрывает попоной тело бедного мистера Хенли.
Тут Стратерн замечает отрезанную стопу умершего, все еще лежащую в коробке с соломой под койкой. Он не может удержаться от вздоха.
— Скоро сюда приедет брат мистера Хенли, чтобы забрать тело и похоронить его, — говорит он, — К сожалению, мне надо идти. Король попросил меня разобраться в ужасной трагедии, которая произошла прошлой ночью.
— Какой трагедии?
— А вы не слышали? В Сент-Джеймском парке кто-то напал на сэра Генри Рейнольдса и зверски убил его.
— Сэра Генри?
— Вы его знали?
— Я о нем слышала. Мой отец несколько раз при мне говорил о нем. Я знаю, что нехорошо так вспоминать о мертвых, но я не припомню, чтобы он отзывался об этом человеке добрым словом.
— Я должен сделать вскрытие. Тело уже отправили в анатомический театр, и я должен спешить.
Странно, мистер Стратерн уже два раза повторил, что должен идти, должен спешить,
— Мне было очень жаль, когда я узнал, что случилось с вашим отцом. Он был прекрасный врач.
Наконец он заглядывает ей в глаза.
— И вы тоже прекрасный врач. Не берите все на свой счет. С мистером Хенли вы все делали правильно, миссис Девлин, не хуже и даже лучше, чем другие врачи, которых я знаю. Вот я, например, стал бы резать гораздо выше, — признается он, — Анатом ведь не думает о том, что живой человек не труп, что ему надо выздоравливать.
Приходит брат мистера Хенли, чтобы забрать тело. Анна дает ему немного денег на похороны; его погребут нa погосте приходской церкви в Элдгейте. Он с благодарностью принимает и учтиво кланяется, но сознание того, что она совершила акт милосердия, не облегчает угрызений совести. Он грузит тело на ручную тележку и увозит его, а она еще долго стоит в дверях, бездумно глядя на двор конюшни.
По двору снует множество королевских гвардейцев в красных мундирах, как пеших, так и верхом на холеных лошадях. Еще утром по скоплению военных в Уайтхолле видно было, что при дворе что-то произошло, ведь обычно дворец охраняется спустя рукава и меры безопасности почти не соблюдаются. Ищут убийцу сэра Генри. О том, что за дело взялись серьезно, можно судить по тому, как резко звучат команды, непрерывно происходят построения, то и дело раздается лихорадочная, нервная дробь копыт. Интересно, поднялась бы сейчас такая же суета, если бы ее отец не стал врачом для бедного люда, а остался придворным и был бы зверски убит не в районе трущоб на берегу Флита, а в Сент-Джеймском парке? Обидно все это, ведь никто тогда и пальцем не пошевелил, чтобы найти его убийцу.
Анна накидывает на голову капюшон и идет через двор, обходя людей, лошадей, то и дело натыкаясь на кур, с громким кудахтаньем разбегающихся в разные стороны. Она думает о докторе Стратерне, который ушел, даже не попрощавшись: встретятся ли они когда-нибудь еще раз? Теперь, когда их пациент умер, повода, возможно, больше не представится. Жаль, что это так; но удивительно, насколько ложным оказалось ее первое о нем впечатление. Доктор Стратерн совсем не похож на своего дядю, в этом нет никакого сомнения, и научные взгляды его очень интересны. Странно только, что этот человек делом всей своей жизни избрал препарирование трупов.
Она пробирается сквозь скопление портшезов и экипажей на Уайтхолл-стрит и через главные ворота проходит во внутренний двор королевского дворца; охрана не обращает на нее никакого внимания. Кругом полно вооруженных королевских гвардейцев, но попасть во дворец так же легко, как и всегда. Придворные, плотники, лондонские купцы, иностранные вельможи, королевские советники и их повара, безымянные господа и дамы в огромном количестве, ливрейные лакеи и служанки то и дело снуют взад и вперед по своим делам. Она подходит к закрытой аллее, ведущей к апартаментам мадемуазель де Керуаль, как вдруг ее догоняет молодая придворная дама в шелковом платье и в бархатной накидке.
— Миссис Девлин, — тихо говорит она, — прошу вас, отойдемте в сторонку.
Дама осторожно озирается по сторонам и, убедившись, Что за ними никто не наблюдает, жестом приглашает Анну следовать за ней, а сама сворачивает в незаметный проход, ведущий куда-то в сторону от дворца. Юные придворные дамы, как правило, все хороши собой, но эта просто красавица: черные как смоль волосы, остренькое, по чрезвычайно красивое личико и бездонные черные глаза. О-о, глаза хитрые и коварные, глаза лживые, Анна чувствует это нутром. Или она ошибается? Неужели за время пребывания при дворе она успела перенять привычку приписывать незнакомым людям дурные качества?