Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
А что может предложить взамен он, Филиппо Каффарелли, священник-отступник? «Нет, – исправил он себя, – что отличает меня от мужчин в доме Вильгельма фон Лобковича, так это то, что я продумал все на два шага вперед. После утраты веры в Бога приходит убеждение в собственном всемогуществе. Этой стадии граф Турн и его последователи еще не достигли. А вот я, напротив уже прошел эту стадию и узнал, что человек ведет себя так, как будто он всемогущ, но на самом деле он – полное дерьмо. Существует нечто гораздо более могущественное, чем сам человек его представления о своей непогрешимости и выдуманный им Бог, и именно этой власти я подчинился, поскольку не остается ничего другого, кроме как подчиниться ей».
С господством дьявола бороться невозможно. Умный человек прекращает сопротивление и преклоняет перед дьяволом колена.
Сначала он спрашивал себя, почему его послали в Прагу в полном одиночестве? Почему он должен шпионить за четырьмя членами совета земли, жены которых смогли бросить всего лишь мимолетный взгляд на настоящую силу дьявола в капелле Пернштейна? Почти кто угодно другой справился бы куда лучше, чем он. Но затем решение загадки само пришло ему в голову. Это было не чем иным, как очередной демонстрацией власти. У Филиппо была возможность забить тревогу и раскрыть планы, выкованные в Пернштейне. У него была возможность открыть глаза членам совета и назвать им имя того, кто на самом деле втягивает их в войну. Внезапно у него появился шанс вырваться на свободу и просто уйти. Никто не смог бы задержать его.
Но Филиппо знал, что не сделает этого, так же как оназнала, что он не предаст их. Она была убеждена, что он уже полностью попал под чары библии дьявола.
Вероятно, именно это, не высказанное вслух, убеждение и разбудило в нем что-то. Скорее всего, это была часть Виттории, которая продолжала жить в нем, как и все ушедшие из этого мира люди продолжают жить в тех, кто их любил.
Он остался совершенно один. У него не было ни силы, ни власти противостоять дьяволу и его приверженцам, но он мог… Что?…
Наблюдать?
Надеяться, что когда-нибудь ему все же представится возможность вмешаться?
Вмешаться – но как?
Пытаясь ответить на этот вопрос, Филиппо не спал всю ночь. Он возвратился во дворец рейхсканцлера после того, как его шпионская деятельность увенчалась успехом, а почтовый голубь, согласно договоренности, полетел с сообщением в Пернштейн. Затем он поужинал, попытался найти утешение в кувшине вина и, наконец, пошел спать. С тех пор он не сомкнул глаз.
В его комнату уже начал вползать рассвет. Окно спальни выходило на восток, и солнце вставало прямо перед ним. На стене над дверью что-то засветилось. Это был крест. Создавалось впечатление, будто чей-то палец указал на крест лучом слабого, исходящего из него света. Филиппо вздохнул. Это был всего лишь отпечаток, оставленный некогда висевшим там распятием. Проворочавшись в постели столько часов без сна, он снял крест и положил его на пол – в надежде погрузиться в сон. Он видел, что крест лежит рядом с дверью, словно упал сам собой. Эта картина неожиданно вызвала страх в его сердце. Виттория всегда говорила, что если распятие падает со стены, то происходит это от сотрясения, вызываемого шагами смерти, вошедшей в дом.
Когда грех стал угрожать миру гибелью, Господь Бог послал своего единственного сына, чтобы предотвратить ее.
Иисус Христос тоже был одинок. Но он вмешался. Вмешательство его состояло в том, чтобы позволить прибить себя к кресту. Это не стало окончанием борьбы со Злом, но привело к тому, что Зло на время ушло прочь. До тех пор пока человек борется со Злом, мир не потерян.
Филиппо внимательно посмотрел на распятие, лежавшее на полу, и почувствовал неописуемый страх.
Domine, quo vadis?
Слезы жгли ему глаза, когда он думал о Виттории. «Почему ты оставила меня?» – мысленно простонал он. «Я не оставила тебя, – отвечала та ее часть, которая продолжала жить в нем. – Я буду с тобой, пока мы снова не станем одним целым в другом мире».
Филиппо спустил ноги с кровати, приплясывая от холода прошел по деревянному полу к распятию и снова повесил его. Он почти ожидал, что обожжется, но это был просто деревянный крест с распятой фигуркой Христа. Он снова лег в кровать и пристально посмотрел на него. Резной Христос ответил ему таким же пристальным взглядом. Филиппо пожалел, что не может еще хоть раз, один-единственный раз поговорить с Витторией. Слезы бежали по его щекам. Он прикрыл веки, но в темноте его собственных мыслей крест светился, как будто был сделан из огня.
14
Иногда днем ей удавалось ускользнуть от кошмаров на какое-то время. Ночью это было невозможно.
Она снова видела себя маленькой девочкой, стоящей на деревянном мосту между главным зданием и центральной башней крепости. Здесь постоянно дул ветер и создавалось впечатление, что ты вот-вот упадешь, хотя на самом деле твердо стоишь на ногах.
– Это ветер, который привязал черт, – сказал ей как-то отец и широко улыбнулся. – Он забыл отвязать его.
– Почему он привязал его здесь? – прозвучал голос, который принадлежал ей самой и который она чаще всего могла лишь внимательно и беспомощно слушать, спрашивая себя, откуда берутся мысли, озвученные этим голосом. Мысли, которые никогда не появлялись в ее голове.
– Когда старый Штефан фон Пернштейн строил этот замок он хотел сделать его больше, выше и величественнее, чем все другие замки в Моравии. Он пообещал черту первую душу, которая пройдет по мосту к центральной башне, если тот поможет ему в этом. Черт пришел и возвел тот самый замок, который мы сегодня видим. Однако он напрасно ожидал обещанной платы, так как старый Штефан приказал замуровать проход к центральной башне. Пернштейн был настолько велик, что никто не решился бы напасть на него, а потому необходимости использовать центральную башню крепости не было. Черт кипел от гнева и замышлял хитрость. Однажды, когда старый Штефан был на охоте, он спрятался в центральной башне и стал подражать голосу Штефана, чтобы подозвать его жену. «Помоги мне, женщина! – кричал черт. – Помоги мне, я заключен в центральной башне, сломай стену и спаси меня». Жена Штефана поддалась панике и приказала снести стену. Однако в тот самый момент, когда она хотела ступить на мост, старая, полуслепая и беззубая собака Штефана, которую уже давно не брали на охоту, прыгнула через стену, пытаясь спасти своего хозяина. Визжа от ярости, черт схватил животное и отправился обратно в ад. Он был так взбешен, что забыл ветер, на котором явился сюда и который с тех пор дует здесь день за днем, ночь за ночью.
У ее отца сделалось странное лицо.
– Твои глаза блестят, как в лихорадке, дитя.
– Это чудная история, отец. – Звук ее собственного голоса, превратившегося в возбужденный шепот, вызвал у нее отвращение.
Воспоминание об этой истории всегда возникало вместе с кошмарным сном, в котором она стояла на мосту. В руке у нее была небольшая палочка. К ее ногам жался маленький песик, не спускающий глаз с палочки.
– Брось ее, – произнес голос.
Она бросила палочку. Та, застучав на деревянных досках моста, упала в нескольких шагах от нее. Песик рванулся вперед, схватил палочку и стрелой вернулся назад. Она забрал у него палочку. Песик снова счастливо прижался к ней.
– Брось еще раз.
Она бросила палочку в другом направлении. Песик снова принес ее назад. Его глаза светились обожанием, не омраченным никаким сомнением, уверенностью в божественности его хозяйки.
– Брось ее.
Иногда у нее возникало ощущение, что она и не понимает вовсе, чего от нее требует этот голос. Иногда она это точно знала. И сейчас она тоже все поняла – и содрогнулась. Она подняла палочку, и сделала вид, будто бросает ее. Песик помчался вперед.
– Здесь! – резко крикнула она. Песик, не переставая бежать, обернулся. Она подняла палочку повыше и бросила ее через парапет. Песик не колеблясь прыгнул следом.