Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
– Из Брюна.
– Это слишком близко к Пернштейну.
– Мы либо берем ее с собой, либо вообще никуда не едем, – услышала она собственный голос.
Генрих внимательно посмотрел на нее, а затем неожиданно улыбнулся. У нее перехватило дыхание. Неужели она действительно была так резка с ним? Неужели она практически выдвинула ему ультиматум – ему›хотевшемулишь, чтобы у нее все было хорошо? Если она заденет его за живое и оттолкнет от себя, кто тогда станет ей помогать? У нее ведь нет никого, кроме него.
«Если он действительно любит тебя, ты ничем не сможешь оттолкнуть его», – произнес голос в ее голове, но Александра отмахнулась от него.
– Леона не будет нам обузой, – поспешно добавила она.
– Я уверен, что найду с ней общий язык, – ответил Генрих. Улыбка его стала еще шире, и она снова поддалась обаянию этой улыбки и растаяла от любви к нему.
8
Пражский острог находился в просторной части крепости, прямо на одном из крутых обрывов холма, ведущих вниз, к городу. Изначально укрепление выстраивали таким образом, чтобы оно могло выдержать любой штурм. Но с тех пор как любимый всем населением Праги и превратившийся в легенду восставший рыцарь Далибор из города Козоеды находился там под стражей в ожидании казни, здание утратило свое первоначальное предназначение и стало официальной тюрьмой города. Если стать там и бросить взгляд через стену, вы будете вознаграждены захватывающим дух видом на большую петлю Влтавы и районы города, расположенные в долине. Сразу возникает желание отрастить себе крылья и парить подобно орлу над прекрасной панорамой. В то же время это было своего рода насмешкой над пленниками, которые могли наслаждаться видом самое большее долю секунды, после чего их отводили в башню, в одну из расположенных в ней темных камер, где размещенные высоко наверху и потому недостижимые люки впускали сумеречный свет, но не давали взглянуть на свободу за стенами замка.
Агнесс, тяжело ступая, преодолела последние ступени лестницы, которая вела из внутренностей могучей башни наверх, к свету, и бросила равнодушный взгляд через стену. Люди наверху отошли в сторону. Здесь, в этой ежедневно по-новому формирующейся группе испуганных несчастных, число которых постоянно увеличивалось, все были вежливы друг с другом. Агнесс не знала, давно ли собираются здесь толпы родственников, вынужденных стоять часами, чтобы передать сообщения или продукты своим близким, но догадывалась, что все увеличивающееся напряжение в империи и приближающаяся война скорее приводят к большему количеству арестов, нежели наоборот. Она фыркнула. Не испытала ли она это на собственной шкуре? Такой человек, как Андрей фон Лангенфель, в другое время вряд ли был бы заключен в тюрьму на основании ничем не подкрепленной клеветы какого-то иностранца.
Само собой разумеется, появление Себастьяна в ее спальне было заранее спланировано как часть мозаики. Он, должно быть, уже несколько дней был в курсе переписки между Вилемом Влахом и фирмой. То, что торговец из Брюна появился в Праге именно в тот день, когда Себастьян потребовал объяснений от Агнесс, не могло быть случайностью, а явно было коварной задумкой ее бывшего жениха. Он даже подумал о том, чтобы потребовать у стражей немедленно арестовать Андрея. Розовая свинья, которой ей всегда казался Себастьян, превратилась в черного паука, безжалостно прядущего свою паутину вокруг нее и всей ее семьи. Однако тогда на пути у Себастьяна оказались его собственное разочарование и подлый характер, и ситуация вышла из-под контроля. Впрочем, Агнесс уже стало ясно, что в конечном счете это не играло никакой роли. Никто бы не поверил, что это он напал на нее. Шрамы Себастьяна все еще можно было видеть, в то время как единственные раны, которые он нанес Агнесс, были ранами в ее душе. Себастьян почти все предусмотрел, а то, что все пошло не так, как он задумал, даже сыграло ему на руку.
К Андрею ее снова не допустили. Тем не менее неизменная приветливость Агнесс к стражам и ее щедрость привели по меньшей мере к тому, что охрана не съедала свежий хлеб и другие продукты, которые она приносила, у нее на глазах, а обещала, что передаст их арестованному. Для Агнесс не было ничего сложнее, чем игнорировать грубость и надменность солдат тюремного гарнизона. Она вспоминала о спокойствии Киприана, которое иногда доводило окружающих до белого каления. Она вспоминала, как он вел себя, оказываясь в подобных ситуациях, и черпала из этих воспоминаний силу, стараясь поступать так, как это сделал бы Киприан, будь он на ее месте. Видит Бог, она была уверена в том, что ее лицемерие ни за что не введет стражей в заблуждение, но впоследствии предположила, что они не часто слышат приветливые слова, а потому их можно легко одурачить, если действовать таким образом, будто считаешь этих солдат нормальными парнями, которые просто выполняют свой долг.
Прага широко раскинулась в золотистом послеполуденном свете у ее ног. Фруктовые сады на склонах холмов вокруг города казались ослепительно-белыми, как пятна снега посреди полей, хотя это были всего лишь цветки на ветках Живые изгороди и перелески, которые встречались тут и там, полыхали ярко-зеленым светом. У нее захватило дух от красоты, которая невольно тронула ее. Агнесс снова провела здесь почти целый день, так и не увидев брата. Сыновья сильно скучали по матери, а дочь, кажется, становилась все прохладнее в обращении с нею. Агнесс приписывала это тому обстоятельству, что она оставила дом и семью один на один с незваным гостем. В глубине души она знала, что для нее это был единственный шанс не сойти с ума. Даже если бы они с Себастьяном и сумели избегать встреч в большом доме, она все равно всюду чувствовала бы запахего присутствия. Для детей в любом случае было лучше некоторое время страдать от недостатка внимания матери, чем присутствовать на ее казни, к которой ее приговорят за то, что о зарубила топором гостившего в их доме человека.
Она отвернулась, чтобы начать длинный путь назад. Несколько человек, тоже ждущих свидания, кивнули ей. Она кивнула им в ответ, не обращая внимания на то, одеты ли приветствовавшие ее в рубище или парчовые одежды. За это время они стали почти знакомы» а сословные различия больше не имели значения, так как все они понимали, что их родные, закованные в цепи, вероятно, лежат рядом на плесневеющей соломе и удовлетворяют свои естественные потребности в одно и то же ведро.
Как только Агнесс миновала ожидающих, от группы отделился неприметный мужчина и сделал несколько шагов вперед. Она окинула его подозрительным взглядом и попыталась, коротко поздоровавшись с ним, пройти мимо. Путь в город шел по нескольким полуразвалившимся лестницам вниз и выходил через восточные ворота Осттор наружу из замка. Внезапно она подумала о том, как безлюдны первые сотни шагов через заброшенные замковые сады.
– Вы ведь госпожа Хлесль, не так ли? – спросил мужчина.
– Кто хочет это знать?
– У меня есть одно послание для вас. Я не хочу причинить вам зло.
Агнесс внимательно посмотрела на него через плечо, но не остановилась. Может, его нанял Себастьян, чтобы шпионить за ней и терроризировать ее? У мужчины были плохие зубы и отвратительная одежда, и выглядел он как человек, ради денег готовый пойти на многое.
– Пожалуйста, остановитесь. У меня болит нога.
Агнесс скрипнула зубами, но все-таки остановилась и обратилась к мужчине:
– Ну?…
– Не возвращайтесь домой, – неожиданно заявил мужчине. На его лице мелькнуло странное выражение, которое могло быть и болезненным подергиванием, и невольно сдерживаемой усмешкой.
– Что, простите? – прошипела Агнесс.
– Если вы умны, не приближайтесь к своему дому.
Агнесс сделала шаг к нему. Она была выше незнакомца. Мужчина вытаращился на нее.
– Слушай, ты, крысенок, – хриплым от ярости голосом произнесла она. – Когда в следующий раз ты встретишь своего заказчика, объясни ему, что он может сэкономить на тебе деньги. Я весь день провожу здесь, наверху, а ночью сплю в своей кровати, в своей комнате. И если он хочет испугать меня, то ему придется послать целый отряд наемников вместо такой пародии на мужчину, как ты. – Агнесс резко развернулась и оставила его, но затем передумала и снова взбежала наверх, на несколько ступеней. Он все еще стоял там как громом пораженный.
– Ах да, – проговорила она голосом, который мог бы прожечь дыры в каменных ступенях, – я забыла о том, что крысы ничего не делают бесплатно. Вот, возьми немного денег и передай моепослание. – Агнесс бросила ему под ноги монеты. Она уже успела спуститься до ступени, с которой вернулась, когда услышала его голос:
– Я здесь, так как мой младший брат заключен в тюрьму. Он бенедиктинец из аббатства в Бревнове, но аббат выгнал его из общины и собирается исключить из ордена. При этом единственное преступление брата состоит в том, что он был одним из писарей кардинала Хлесля.