Хранители Кодекса Люцифера

Дюбель Рихард

– Э… – произнес Себастьян, но для Агнесс это прозвучало как «Уи!». – Э… я вовсе не…

– Нет, я знаю, – согласилась Агнесс. Несмотря на всю скорбь, которую она испытывала, в ней начало расти чувство очень похожее на злорадство. – Ты хотел вернуться гораздо раньше. В конце концов, тебя ждут дела. Поэтому я так тебе благодарна.

Себастьян затаил дыхание. Пришла служанка с кувшином вина и наполнила его бокал, и то, что она снова, по собственной инициативе, забрала с собой кувшин, вместо того чтобы оставить его на столе, абсолютно ясно показало Агнесс, какого мнения она о Себастьяне. Можно наглядно продемонстрировать человеку, как к нему относишься, и при этом очень преданно себя вести. Себастьян, похоже, не заметил этого жеста.

– Э… – снова произнес он, – э… твой отец ставил, к сожалению, на то, что внешняя торговля с турками улучшится и баланс будет положительным. В результате он понес значительные убытки.

– Признаться, я еще ничего не слышала об этом. Он должен был бы сообщить нам о своих трудностях, ведь Киприан его партнер. – Агнесс прикусила губу и постаралась вновь обрести контроль над чувствами. Киприан был партнером Никласа Виганта. Но Киприана. больше нет. Партнерство только тогда перейдет к ней, вдове Киприана, если позолотить достаточное количество рук, если заявление поддержит местная гильдия, а также сам Никлас Вигант и его собственные деловые партнеры, которые должны дать на это согласие. Самый важный партнер Никласа сидел перед ней и пил вино. Она похолодела, когда ей стало ясно, насколько велики были проблемы, вытекающие из смерти Киприана.

– Да, – коротко произнес Себастьян, явно подразумевая, что Киприан должен был бы знать об этом, однако оказался слишком ленив, невежествен или необщителен, чтобы понять послание и сообщить об этом своей супруге. Агнесс изо всех сил пыталась подавить поднимающийся в ней гнев. – Твои отец уже подумывал о том, чтобы обратиться за кредитом к евреям, но, естественно, я выручил его.

– Выручил?

– Ну да, убытки у него на самом деле были очень велики.

Агнесс мысленно поправила себя. Чтобы получить статус делового партнера, она с этой минуты нуждалась в согласии не «Никлас Вигант и K°», а «Себастьян Вилфинг и K°». Слова Себастьяна не свидетельствовали ни о чем другом, даже если он ходил вокруг да около и, очевидно, надеялся, что она самостоятельно придет к выводу о том, в каком стесненном положении оказалась. «Боже мой, отец, – подумала она, – ну почему ты ничего не сообщил нам? Мы бы дали тебе кредит!» Впрочем, не было никакой необходимости подсказывать ей, кто на самом деле стоял за всем этим: конечно, Терезия Вигант, ее мать. Все двадцать пять лет она досадовала, что ее планы относительно бракосочетания Агнесс и Себастьяна не были реализованы. Может, подагра и ревматизм и согнули ее, может, большую часть дня она проводила в кровати, но дух ее по-прежнему был силен. Понимание того, что мать по прошествии столь долгого времени снова нанесла ей удар в спину, постепенно проникало в сознание Агнесс подобно шоку.

Себастьян не стал бы довольствоваться партнерством. Он бы потребовал выполнения обещания бракосочетания, которое ее отец дал тогда Себастьяну Вилфингу-старшему. Агнесс стало плохо. Обещание было дано четверть века тому назад, Никлас Вигант дал его, чтобы предотвратить связь Агнесс и Киприана, и Агнесс так никогда и не смирилась с этим. Какое сердце должно быть у человека, чтобы теперь, в этой ситуации, приходить в ее дом и требовать такое? Она шагнула к столу и села напротив Себастьяна. Это не было жестом вежливости – она просто не хотела позволить ему увидеть, что ее шатает.

– Я считаю, что мой брат должен принять участие в этой беседе, – заявила Агнесс. – Он… он был партнером Киприана.

– Речь вовсе не идет о фирме «Вигант, Хлесль и Лангенфель», – холодно возразил Себастьян. – Речь идет о фирме «Вигант и Хлесль». О фирме «Вилфинг, Вигант и Хлесль», собственно говоря.

За шесть недель, прошедших с того момента, как она получила известие о смерти Киприана, Агнесс так и не разобралась, каким образом обстоят дела у нее лично. Она бы с радостью согласилась на любую другую ситуацию, чтобы сконцентрироваться на этой мысли, и на любого другого собеседника, кроме бывшего жениха, который, изобразив абсолютное безразличие на своем толстом лице, всеже не смог скрыть внутреннего ликования. Неужели это действительно ее судьба – быть госпожой Вилфинг? Агнесс почувствовала нарастающее раздражение. Но какова альтернатива? Куда бы привела ее дорога, если бы не было Себастьяна? Пойдет ли она тем путем, который так часто выбирают вдовы купцов и мастеров-ремесленников» Взять в мужья одного из своих бухгалтеров, как это сделала вдова кузнеца, выбрав себе мужа из подмастерьев, и тем самым создать упряжку с двадцатилетней разницей в возрасте, предоставив бую алтеру единственную возможность самому стать хозяином предприятия? Понятное дело, что мужчины ради карьеры примирялись с тем, что им приходилось удовлетворять в постели старую супругу, в то время как сама женщина понимала, что все эти нежности шли не от сердца и что муж, за которого она цеплялась, должен был прилагать усилия, дабы не шарахаться от. нее, испытывая отвращение.

Себастьян не стал бы шарахаться от отвращения. Он так и не взял в жены другую женщину. Агнесс была уверена, что иногда он называл проституток или служанок, с которыми удовлетворял свои естественные потребности, ее именем. Отвращение испытывала бы она, и оно было бы поистине гигантским.

Естественно, она могла отвергнуть его. Но от ее ответа зависели дальнейшее существование предприятия ее отца, ее собственная фирма и будущее ее детей.

Агнесс посмотрела на Вилфинга. Ее глаза были широко раскрыты от ужаса. Себастьян приветственно поднял свой бокал.

– У тебя хорошее вино, – заплетающимся языком произнес он. – А куда опять запропастилась служанка?

21

Александра переступала с ноги на ногу и пыталась найти сухое место. С тех пор как тайна, которую хранили подвалы старого разрушенного здания, исчезла (кардинал Мельхиор позаботился о том, чтобы мумифицированные трупы обоих карликов были тайно, но должным образом похоронены), очевидно, отсюда ушла также и сила, которая поддерживала старые каменные стены. Дождь, кажется, проникал сюда сильнее обычного а ветер, дующий между развалинами, был намного холоднее чем раньше. Часть остова здания осела и обнажила прямой угол, похожий на кости. Александра задрожала и еще ниже натянула капюшон плаща. Какая-то часть ее существа замерзал изнутри и, как ей казалось, уже никогда не могла отогреться.

С момента получения сообщения о смерти отца все становилось только хуже и хуже. И что самое плохое – она больше ничего не слышала о Генрихе. Сначала беспокойство о нем исчезло под грузом боли, которую она испытывала в связи с потерей отца. Однако по прошествии нескольких недель она привыкла к этой боли, и другие чувства снова вынырнули из небытия. Генрих говорил, что хочет поехать за ее отцом в Браунау. Они, кажется, не встретились, иначе дядя Андрей упомянул бы об этом. Согласно тому, что рассказал ее дядя, на них напали не то грабители, не то повстанцы из Браунау, когда они пытались сопроводить монахов из монастыря Святого Вацлава. Генрих путешествовал в одиночестве. Могло ли такое случиться, что он тоже угодил в лапы преступников? Каждый раз, когда она об этом думала, ее сердце сжималось от страха.

Услышав шаги, девушка метнулась в темноту задней части здания. Шаги замерли перед развалинами.

– Александра?

– Я здесь!

Вацлав осторожно перешагивал через лужи и обходил валявшиеся доски. На нем был короткий плащ и блестящие туфли с пряжками вместо сапог. Он получил ее сообщение, когда находился в придворной канцелярии, и даже не успел переодеться. Она ожидала, что он скажет, что улизнул с работы и потому не располагает временем, но вместо этого юноша просто спросил:

– Как у тебя дела?

Александра пожала плечами. Она увидела, что он повторил ее движение. Лицо его казалось похудевшим и осунувшимся. За последние несколько лет неповоротливый мальчик превратился в красивого молодого человека. Но теперь сквозь черты Вацлава просвечивал характер взрослого, более жесткого мужчины. Александра удивилась, насколько близко к сердцу Вацлав принял смерть ее отца. Она даже почувствовала укор совести, когда ей стало ясно, что смерть Андрея задела бы ее куда меньше. Арест кардинала Хлесля так же глубоко затронул Вацлава. Когда он выбежал из церкви, после того как отпевание так неожиданно оборвали, Александра едва не начала презирать его. Она подумала, что юношей двигало чистое любопытство, что ему хотелось узнать, куда повели старого кардинала. Или – что было бы. еще хуже Вацлава переполняло чересчур рьяное желание исполнить свой долг, заставившее его броситься назад, на свое место в придворной канцелярии, которое он, наверное, весьма неохотно покинул, чтобы присутствовать на отпевании в церкви. Но она ошиблась в обоих своих предположениях.