Хранители магии
Шрифт:
— Наверное, французы были довольны.
— Вид у них был очень счастливый. Но вы можете себе представить, до чего диким был тот конь. Косил глазами, ронял пену. Смотреть было страшно.
Лэмберт нахмурился, вспоминая.
— И иметь с ним дело, наверное, тоже было страшно.
— Даже пробовать не хотелось. Кусался, лягался — вытворял все, что мог. Пока парни из шоу решали, кто следующим попытается оседлать его, вышел какой-то незнакомый мужчина и спросил, нельзя ли ему посмотреть на чалого. Он был не из кавалеристов — и не из наших. Хорошо одетый и держался вежливо — обычный
— Почему? Что он такого сделал?
— Ничего. Никакой абракадабры, никаких жестов. Ничего такого, что можно было бы передать словами. Но я нисколько не сомневаюсь в том, что он сделал что-то. Он взял поводья у мужчин, которые пытались удерживать чалого. А потом просто стоял там тихо и мирно. Поначалу конь туго натянул поводья, пытаясь попятиться, но мало-помалу голова у него стала опускаться, а уши подвигаться вперед. Очень скоро он встал прямо и застыл, совершенно успокоившись. А потом мужчина провел рукой по шее чалого, от ушей до холки. Конь не шелохнулся. Стоял такой милый, словно игрушечный.
— Этот человек сам поехал на том коне?
— Ему не понадобилось. Он просто потрепал чалого, передал поводья обратно кавалеристам и ушел. Француз несколько раз объехал на чалом арену, проверяя, как он будет себя вести. Но с той минуты конь был объезжен.
— И ваш таинственный мужчина получил приз?
— Нет. Как только он помог коню, он не стал задерживаться. Оно и к лучшему: человек с таким умением мог за час оставить всех наших объездчиков диких лошадей без работы.
— Интересно. А почему вы так уверены в том, что он использовал магию?
— Не могу объяснить. В нем было какое-то непонятное спокойствие, новое для меня. Я никогда раньше подобного не чувствовал. И не думал, что когда-нибудь снова почувствую. И не чувствовал. Пока не попал в Гласкасл. И даже тут это случилось только тогда, когда я впервые услышал гимны. — Лэмберт встряхнулся, заставляя себя вернуться к настоящему. — А почему мы вообще об этом заговорили? Я передам Феллу вашу записку, посмотрю, что он скажет. Если ему захочется проехаться в шикарном автомобиле вашего брата, то, надо думать, он даст вам знать.
Пристальный взгляд Джейн не дрогнул.
— Робин немного рассказал мне о том, как вы сюда попали. Гласкасл отправил наблюдателей на состязание стрелков, чтобы найти меткого человека.
— «Соверены». Знаете, я решил, что состязание названо в честь каких-нибудь правителей, монархов, что-нибудь в этом духе, — признался ей Лэмберт. — Я даже не подозревал, что название связано с призовыми деньгами.
— Одна сотня золотых соверенов лучшему стрелку страны. Щедрая награда за день, посвященный стрельбе по мишеням.
— Один день года, — согласился Лэмберт. — А для победы всего-то и нужно, что целая жизнь подготовки. На состязание приехали несколько лучших стрелков мира, мужчин, учившихся стрелять у своих отцов, которые в свое время побеждали в «Соверенах». Я даже подумал, не передается ли здесь все от отца к сыну, как утверждает Дарвин. Выживание самых зорких.
— А вы тоже унаследовали зоркость от отца?
— Нет, не думаю, хотя он и был зорким. Но, по-моему, я унаследовал ее от матери. Она до сих пор защищает свой сад от вредителей с помощью кольта «Миротворца». Я помню множество случаев, когда она поднимала взгляд от корыта со стиркой, видела какого-нибудь легкомысленного зайца, набитого самодовольством и соседскими морковками и явившегося понюхать ее горошек или капусту. Она вытирала руки о передник, прицеливалась — и у нас на обед была зайчатина. Один заяц — один выстрел. Такое было у нее правило.
— Господи!
— Ее отец был бомбардиром в артиллерии. От него она и унаследовала меткость. Наверное, все так передается, от поколения к поколению.
— И вы стали победителем «Соверенов». Немалая честь.
Лэмберт пожал плечами.
— Я победил, потому что мисс Оукли больше не стреляет. Будь она здесь, все было бы по-другому. Интересно, что бы тогда стали делать ученые из Гласкасла? Вы думаете, они пригласили бы ее помогать им в исследованиях? Я так не думаю.
— Проект «Аженкур». — Джейн кивнула. — Робин рассказал мне о нем. Совсем чуть-чуть. Достаточно, чтобы я не стала задавать дурацких вопросов. — Поймав скептический взгляд Лэмберта, она добавила: — Я не пытаюсь… задурить вас, заставив думать, будто он рассказал мне больше, чем на самом деле. Они отправились на «Соверены» специально для того, чтобы найти самого меткого стрелка. Изучая механику человеческой меткости, они рассчитывают увеличить точность своего устройства. Для чего нужна пушка, какой бы она ни была большой, если нельзя доверять точности ее прицела?
— Так это пушка? — Лэмберт позволил себе выказать всю свою неуверенность относительно проекта. — Они сказали мне не больше, чем вам. А может, даже меньше. Но у меня появилось сомнение в том, что все рассказанное соответствует истине.
— В этой политике нет ничего плохого, — сказала Джейн. — Если принять во внимание любовь Робина к секретности, то это устройство может оказаться чем угодно. Но, надо думать, на что бы это оружие ни было похоже, степень его точности жизненно важна. Единственному человеку, чье умение настолько ценно, не разрешают даже выпить чашку кофе, чтобы не уменьшить его меткость. Это правда, что вы можете попасть в центр туза пик с тридцати шагов?
— Нет. — Лэмберт был честен. — Хотя я бы не удивился, если бы услышал, что мисс Оукли это может сделать. Но если я вижу цель, то стараюсь в нее попасть.
— Если верить Робину, вы можете поразить любую цель, какую захотите.
— Зависит от оружия. Если это винтовка с приличным прицелом, я справляюсь неплохо. Стрелять из лука трудно. Никак не почувствую натяжения тетивы. Один раз Войси заставил меня попробовать арбалет. Получилось немного лучше. И я не слишком обрадовался, когда он заставил меня попробовать метать ножи.