Хранительница тайн
Шрифт:
В тот день она лежала на животе и, глубоко погрузив руки в воду, пыталась поймать огромного головастика. Он раз за разом уплывал из банки, и Вивьен наклонилась еще ниже, так что почти коснулась лицом воды. Тут она их и увидела, сразу несколько, оранжевые мерцающие огни на самом дне озерца. Сперва она подумала, что это отражение солнца, и подняла голову. Нет: небо и впрямь отражалось в воде, но иначе. Огоньки были дальше, за скользким тростником и зеленой слизью, покрывающей дно ручья. Они были где-то еще. Где-то.
Огоньки взволновали ее не на шутку. Умных книжек
– Так ты видела огоньки в бочаге?
Вивьен кивнула, и Черный Джеки глянул на нее пристально, не мигая. Потом улыбнулся.
– Дно там видела хоть раз?
– Не-а. – Она прогнала с носа муху. – Слишком глубоко.
– И я не видел. – Черный Джеки почесал голову под широкополой шляпой и снова взялся за лопату, но, прежде чем воткнуть ее в землю, последний раз глянул на Вивьен. – Почем ты знаешь, что дно есть, если сама не видела?
Тут-то Вивьен и поняла: дырка в ручье идет через всю Землю насквозь, другого объяснения нет. Папа как-то говорил, что если копать и копать, можно вырыть яму до самого Китая, а теперь Вивьен эту яму нашла. Потайной туннель к центру Земли – откуда пошло волшебство, время, жизнь – и дальше к сияющим звездам в далеком небе. Оставалось решить, что с этим туннелем делать?
Разумеется, надо его исследовать.
Вивьен затормозила на большой плоской плите, которая мостом лежала между ручьем и бушем. Сегодня вода была ровная, мутная на мелководье, и подернута грязной пленкой. Солнце стояло прямо над головой, земля раскалилась. Ветки эвкалиптов потрескивали от жары.
Вивьен спрятала перекус в густом папоротнике над камнем. Из прохладной тени тихонько скользнуло что-то невидимое.
В первый миг вода показалась холодной. Вивьен брела по щиколотку, стараясь крепче держаться пальцами за склизкие, иногда неожиданно колкие камни. Она собиралась для начала убедиться, что огоньки на месте, а потом заплыть на глубину и разглядеть их поближе. Для этого она уже неделю училась задерживать дыхание, а сегодня прихватила с собой мамину бельевую прищепку, потому что Роберт сказал, когда воздух не выходит через ноздри, под водой можно пробыть дольше.
Вот и край плиты, за которым начиналась черная глубина. Вивьен не сразу разглядела огоньки – пришлось долго щуриться, – а когда разглядела, то так обрадовалась, что чуть не поскользнулась. За камнями хохотнул австралийский зимородок.
Вивьен, скользя на камнях, добежала до края озерца, прошлепала мокрыми ступнями по камню, порылась в пакете и нашла прищепку.
Тогда-то, придумывая, как лучше зажать нос, она и заметила на ноге что-то черное. Это была пиявка – огромная жирная пиявища. Вивьен наклонилась, схватила ее пальцами и дернула. Мерзкая гадина не отрывалась.
Вивьен села и попробовала снова, но ничего не получалось. Мокрая мягкая пиявка выскальзывала из пальцев. Вивьен зажмурилась и, ругаясь всеми плохими словами, какие за свои восемь лет успела подслушать у отца и его друзей (Падла! Зараза! Задница!), дернула еще раз. Пиявка оторвалась, но из ранки ручьем потекла кровь.
У Вивьен закружилась голова, и она порадовалась, что уже сидит. Ей не страшно было смотреть, как Старина Мак режет кур, а когда Пиппин отрубил себе кончик пальца топором и все побежали к доктору Фарнеллу, она несла этот кончик всю дорогу и ничуть не боялась. Когда они рыбачили на Неранг-ривер, она чистила рыбу быстрее и лучше, чем Роберт. Однако от вида собственной крови ей становилось дурно.
Она дохромала до озерца и немного подрыгала ногой в воде. Кровь ненадолго смывалась и тут же принималась течь снова. Оставалось только ждать.
Вивьен села на каменную плиту и достала перекус. Тонкие кусочки вчерашнего окорока в холодно поблескивающей подливе, картошка и батат, которые Вивьен съела руками, ломтик хлебного пудинга, политый сверху маминым джемом, три овсяные печеньки и сочный апельсин-королек, только что с дерева.
Пока она ела, откуда ни возьмись прилетели несколько ворон и уставились на нее немигающими глазами. Закончив, Вивьен бросила крошки в буш, и вороны, тяжело взмахивая крыльями, улетели за ними. Она отряхнула платье и зевнула.
Ранка больше не кровоточила. Вивьен хотела исследовать дыру в ручье, но внезапно почувствовала себя усталой – непомерно усталой, как девочка в книжке, которую мама читала им вслух. Когда мама читала, ее голос, очень красивый, с каждым словом становился все более чужим, как будто она уходит от детей все дальше и дальше; было здорово слушать этот голос и притом немного обидно, что у мамы есть что-то свое, отдельное от их жизни.
Вивьен снова зевнула, да так, что заныли скулы.
Может, прилечь совсем на чуть-чуть?
Она перебралась на край плиты и заползла в папоротник, так глубоко, что, когда перекатилась на спину, то не увидела неба. Папоротник был мягкий и прохладный, стрекотали сверчки, где-то далеко квакала лягушка.
Надвигалась гроза, и немудрено, что Вивьен сморило – в конце концов, ей было всего восемь лет. Задремывая, она думала про огоньки, и долго ли плыть до Китая, и до чего хорошо сейчас братьям и сестре прыгать с нагретого пирса, и как мамина английская кожа после целого дня на море будет вся в веснушках, и как все наконец вернутся и сядут ужинать за большим столом.
– Вивьен!
Ее имя скатилось с холма, пронеслось через папоротник и достигло ее слуха.
Она резко проснулась.
– Ви-ви-ен!!!
Кричала тетя Ада, папина старшая сестра.
Вивьен села и отбросила с потного лба прилипшие волосы. Где-то рядом гудели пчелы. Она зевнула.
– Деточка, если ты здесь, бога ради, выходи.
В обычных обстоятельствах Вивьен и не подумала бы послушаться, но в голосе ее обычно степенной тети звучали такие истерические нотки, что любопытство взяло верх, и она выползла из папоротников, прихватив посуду для перекуса. Небо уже затянули облака, в лощине лежала тень.