Хранительница Темного пламени
Шрифт:
— Я не буду спать с тобой, Мелания, но смогу тебя удовлетворить. А если после пары, тройки оргазмов, ты предложишь мне себя…
Мне сейчас было все равно, я готова была согласиться на любое его предложение, лишь бы он целовал меня, прикасался, снял уже эту чертову сорочку.
— Хорошо. — я снова потянулась к ремню.
— Брюки остаются. — приказал мужчина, и в его голосе проступили рычащие нотки. Он снова поцеловал меня, позволяя рукам исследовать тело. Он исследовал, сжимал чувствительную грудь, касался внутренней части бедер. Его рот не отрывался от моих губ, когда он рукой коснулся меня там, где никто и никогда не касался. Я задохнулась и почувствовала,
— Еще?
— Да, — был ответ. Что-то в моем голосе заставило его вздрогнуть, его бедра в резком порыве дернулись навстречу моим, пах оказался между разведённых ног. От прикосновения грубой ткани его брюк я всхлипнула, а мысль, что отделяла от меня эта чертова ткань заставила неудовлетворенно поерзать.
— С огнем играешь, — прорычал Асми, но отстраниться сумел. Теперь он больше не держал моих рук, мужчина переместился ниже. Раскрыл бедра, попытался снять трусики, но встретил вялое сопротивление, секундное проявление стыда, сметенное похотью. Его это только раззадорило, и он сорвал злополучный кусочек ткани. А затем не дав мне запротестовать, прильнул языком и губами ко мне, заставив извиваться, стонать, просить прекратить и никогда не останавливаться.
После того, как под умелыми руками и губами оргазм настиг меня еще несколько раз, похоть отступила, и я снова стала собой. С запоздалым стыдом я отвернулась от мужчины, и стала содрогаться от тихих рыданий. Асми, почувствовавший перемену, сел на кровати.
— Я что, был настолько плох? — со смехом поинтересовался он, пытаясь развеселить меня. Со всхлипом, ответила:
— Ты был прекрасен, это… это было прекрасно, — и продолжила заливаться слезами, ненавидя себя за произошедшее.
— Тогда все хорошо.
— Нет. Это неправильно… Бросаться на людей неправильно… Понимаешь… зайди в комнату Гато или Дариан, да хоть Сапфир — все могло бы произойти точно также. Я бы просто… — я продолжила реветь, чувствуя себя мерзкой потаскухой. Как хорошо, что ко мне вошел Асми, как хорошо, что именно он. Я придвинулась к нему ближе.
— И каждый из них бы вспоминал этот момент, как великую честь. Особенно если бы они зашли дальше, Мел, — Асмодеус приблизился ко мне, он обнял меня с той спокойной силой, которой обладают мужчины. Даря безопасность и комфорт. Он продолжил — Просто не доводи себя больше до такой крайности. Позови меня… — сердце наполнилось радостью от осознания, что я нужна ему, пока он не произнес следующую часть фразы, — Или Гато, или Дариана — скажи им, что тебе нужно, как далеко они могут зайти и все. А когда ты решишь расстаться со своей проклятой девственностью, которую ты непонятно почему так блюдешь, позови любого из нас.
Он говорил тоном ласковым и спокойным и не понял, отчего я разрыдалась с новой силой. Моногамия и темные — понятия несовместимые. Быть Хранительницей и верной — тоже. Асмодеус в очередной раз мне об этом напомнил. Он в очередной раз напомнил мне, что не любит меня, не хочет быть моим единственным и того, чтобы единственной для него была я. От этого чувства что-то у меня внутри сломалось, разрушилось. И навряд ли когда-нибудь я смогу это что-то восстановить.
— Мел, ты жила в мире, где отношения на одну ночь — в порядке вещей. Их не стесняются во многих культурах. В нашем мире — такие отношения, это способ еще и обменяться магией. Тебя никто не осудит, не назовет распутной, ты получаешь то, что желаешь.
— А любовь? — спросила я тихим, гнусавым голосом. От накатившей жалости к себе захотелось снова расплакаться.
— А любовь ты обязательно обретешь, Мелания. Найдешь достойного тебя мужчину, вы станете единым целым. Просто… сейчас не время и не место искать любовь.
Меня полоснуло волной гнева: гнева на него, на себя и свои глупые чувства, которые я никак не могла подавить. Я резко вздернула голову, посмотрела на него с яростью и обидой. В глазах Асми плескалась печаль, смешанная с жалостью, он жалел меня, набитую дуру. Он наверняка подозревал и моих чувствах к нему. Сжав руки в кулаки, я прошипела:
— Убирайся.
Повторять не пришлось и Асмодеус покинул комнату, тихо затворив за собой дверь.
Долго ли я пролежала, содрогаясь от слез и предаваясь самоуничижению, я не знала. Мне хотелось выть в голос, кричать, но все, что я могла — это тихонько скулить. Вскоре и скулить я уже не могла. Дверь тихо раскрылась. Алина вошла в комнату, сбрасывая с себя обличье, как платье. Рядом со мной на кровать опустилась бабушка. Она погладила меня по голове, тихо сказала:
— Не рви сердце, Мел. Оно тебе еще пригодится.
Ее наверняка послал Асмодеус, чтобы собрала меня в кучу. От этой мысли я тихонько зарычала. Это вызвало одобрительный смешок со стороны бабушки:
— Вот правильно, лучше злись, чем раскисай. Твоя мама однажды вот тоже так лежала и плакала, и я ничем не могла ей помочь.
— Когда? — я отняла голову от подушки, желая узнать больше о маме. Морра вздохнула:
— Когда встретила твоего отца. Она влюбилась в него с первого взгляда и сбежала, пока он ее не увидел.
— А он ее убил, — я почувствовала, как к горлу подкатывает желчь. — Безответная и нездоровая любовь — это у нас наследственное?
Морра пожала плечами. О своем дедушке — человеке, я тоже ничего не знала. Не знала даже его имени. Она коснулась моего подбородка своей удивительно теплой рукой и заставила заглянуть ей в глаза:
— Безответная и нездоровая любовь — это твой личный выбор. Также ты можешь выбрать ответную и вполне здоровую. Но для этого — выброси Асми из головы, — в темных глазах промелькнули искры гнева. Морре не нравилось, что я плачу, ей не нравилось собственное бессилие. Я задала осторожный вопрос, надеясь, что толика сентиментальности развяжет бабушке язык:
— Почему ты скрываешься от всех, особенно от своей дочери, Миллы?
Лицо бабушки вспыхнуло улыбкой, она раскусила меня,
— Хорошая попытка, Мелания. Скажем так… темные уже давно начали медленно разлагаться. Что-то произошло из-за ошибок прежних Хранительниц, что-то по моей вине, поэтому нужно держать ухо в остро. А кто, как не старая бабушка-оборотень может сделать это лучше других? — Морра вернула себе личину Алины и, причитая, выскочила из комнаты. Она громко сетовала на то, что ей придется нести завтрак наверх, раз уж у меня так разболелась голова.