Хрен с бугра
Шрифт:
— Не пожалел колхозник труда, кукуруза у нас — хоть куда! Поленился весной обормот — пустой у коровы живот.
Главный снял очки и взглянул на Бэ свирепо.
— Шуточки, Поляков? Ну-ну!
— Какие шуточки? — возразил Бэ предельно эмоционально. — Это всерьез. Текстовка к агитплакату.
— Поленился обормот — это, по-твоему, что? Можно так говорить о нашем советском самоотверженном труженике, даже если он лодырь? А?
— Не можно, значит, не будем, — голос Бэ звучал примирительно. — Это же просто
— Бредить тоже надо в рамках коммунистической морали и здравого смысла, — успокаиваясь, сказал Главный. — Слово не воробей, вылетит — не оправдаешься. Вот накажу вас для примера. Вы мне предлагайте отработанные тексты, а не на тебе боже, чего не вырубить топором.
— У меня еще есть, — сказал Стас Бурляев и опять втянул голову в плечи. Главного он искренне побаивался.
— Излагайте.
— При кукурузном зерне быстрее сало растет на свинье.
Главный выпятил губу, потом облизал ее, будто пробуя слова и вложенное в них сало на вкус. Задумался.
— Стиш деловой, — сказал я, стараясь поддержать Стаса.
— Запишите, Евгений Михайлович, — согласился Главный. — У кого есть еще?
— Вот, Константин Игнатьевич, — продвинулся вперед Федя Куличок, редакционный художник. — Пока товарищи излагали, я набросал эскиз плакатика. Под лозунг «Где кукурузу растят, там большой прирост поросят».
Главный взял лист ватмана и стал разглядывать рисунок. Он почти принюхивался к нему, поскольку ноздри его возбужденно расширились и зашевелились. Наглядевшись, он бросил лист на стол и ткнул в него пальцем.
— Это К Т О?
— Как кто? — удивился Куличок. — Поросенок!
— Так почему же ты ему такую морду нарисовал? На чей портрет намекаешь?
Я заглянул в блокнот, в котором Куличок делал наброски, и заметил, что веселый поросенок круглой сытой мордой и бездумным выражением глаз явно смахивал на одного из партийных вождей, соратников Никифора Сергеевича Хрящева Подбугорного, чей портрет среди других украшал стену нашего зала заседаний. Но высказываться не стал: травить Главного, который уже и без того завелся, было опасно.
— Тоже мне, Турхерейдал! — Зернов, не встретив сопротивления, медленно остывал. — Переделай облик морды на поросячье рыло! И быстро! Тут, при мне. Чтоб свинья была свиньей. И не смотри на стены, где портреты. Лучше даже в свинарник сходи!
Куличок дрожащей рукой потянул рисунок к себе и зашуршал резинкой.
Главный, больше не обращая на него внимания, сказал Стрельчуку:
— Гарнир на первый ударный номер набирается. Теперь подумаем о мясе.
— О кукурузе, — поправил я.
— Мясо и кукуруза у нас в дефиците, — доложил Стрельчук. — Если что и есть, то самая малость.
— Что именно? — спросил Главный.
— Статья «И бросили силы на ветер».
— Не помню такой. О чем?
— Колхоз
— Почему именно три, а, допустим, не два? — спросил Главный и, не ожидая ответа, подытожил: — Негатива нам не надо. Не хватало на себя самих анонимки писать. Позарез требуется положительный опыт.
Стрельчук потер переносицу и сдвинул брови:
— Есть очерк. Ребята с Кубани прислали.
— Большой?
— Строк на триста, — Стрельчук тяжко вздохнул. Он понимал, что пробоину в редакционном портфеле пластырем такого размера не залепишь. Но где взять материал, полный кукурузного оптимизма, коли в нашем краю даже репа не всегда вырастает?
— Где у нас аграрники? — спросил Главный сурово, хотя заведующий сельскохозяйственным отделом Тимофей Николаевич Коннов сидел прямо перед ним. — Вам и карты в руки. Завтра сдать материалы на читку. Чтобы соответствовали шапке… Как там у вас? — Главный повернулся к Бурляеву и пощелкал пальцами. — Початки вдоль Камчатки?
— Кукурузные початки растут от Крыма до Камчатки, — продекламировал Бурляев и гордо распрямил плечи. Он был сегодня на виду, и это стоило использовать.
— Вот именно, — утвердил Главный. — От Крыма. А мы — посередине. Значит, появление очерка оправдаем. Снимки есть? Надо зрительно воздействовать на эмоции читателя. Выстраивать визуальный ряд, как теперь принято определять.
— У нас в области, — заметил Коннов с горечью, — кукуруза и без снимков на эмоции воздействует. Раз увидишь — неделю плачешь.
— Вы всегда плететесь в хвосте отсталых настроений, — Главный говорил по-отечески строго, но очень спокойно. — Мало эмоций в жизни? Даже убийство в нашем городе было. Но мы об этом не писали. Так и здесь. Дадим снимки впечатлительные. Крестьянин увидит и поймет — можно растить у нас кукурузу. Можно, раз сказано! Важно постараться.
— Не поймет, — возразил Коннов. — Читатель не дурак. Давно говорят, что в Москве кур доят. А кто в это верит?
— Дойных кур от вас пока никто не требует, — отрезал Главный. — Вот и занимайтесь кукурузой. Так, снимки у нас есть?
— Есть, — поспешно доложил Лапшичкин. — Посмотрите. Делал два дня назад.
Он пошуровал в толстой папке, которую, находясь в редакции, всегда носил под мышкой, и пустил снимок тринадцать на восемнадцать по рукам в сторону Главного. Я мельком взглянул, как привыкаешь смотреть на все, что проходит за день через твои руки, и сразу схватил сюжет. Кукуруза стояла на снимке высокая, в рост. Два человека — женщина и мужчина — терялись в зарослях, высоких как бамбук в джунглях.
— Взаимная выручка? — спросил Главный с сильным подозрением. — Тоже с Кубани прислали?