Христианские древности: Введение в сравнительное изучение

Беляев Леонид Андреевич

Это предполагало известную потребность в изучении изначальных связей Руси с Константинополем и особенно южнославянским, балканским миром; необходимость укреплять научные контакты ученых стран «содружества», а следовательно — либерализацию в отношении к византийским древностям (наряду с известным возвратом терпимости к православию, вызванному «фундаменталистским поворотом» в сталинской политике в ходе Великой Отечественной войны). С 1947 г. возобновляется издание «Византийского временника» (№ 1/26), в котором значительное место будет постоянно уделяться истории церковных древностей. Выходит из печати «История византийской живописи» В. Н. Лазарева; возобновляются публикации по архитектуре и археологии Византии и церковному искусству Руси.⁸⁵

Советское византиноведение явно намеревалось возвратить те позиции, которые занимало российское до революции 1917 г. (Напомним, что роль русских византинистов в исследованиях на Западе

была достаточно высока и в период 1920-40-х гг., просто их представляли тогда в основном ученые-эмигранты). Важнейшую роль в процессе «реабилитации» византинистики в СССР, особенно в той части, которая касалась малых форм церковного искусства, иконографии, темперной живописи сыграли хранители музейных собраний, таких как Эрмитаж, Русский музей, Третьяковская галерея, ГМИИ, Киевский музей западного и восточного искусства, музеи Закавказья и многие другие. Именно в ходе обычной, будничной работы по сохранению, реставрации, атрибуции предметов, которая не прекращалась никогда, даже в эпохи самых жестоких гонений на церковные древности, — был заложен тот необходимый фундамент, благодаря которому советское византиноведение очень быстро заняло если не первое, то все же одно из весьма почетных мест в мировой науке. Одна из главных фигур в этом процессе — Алиса Владимировна Банк (1906–1984). Начав с работы в Отделе Востока в Эрмитаже, она взялась за тему «восточных элементов» византийской культуры, причем не на ранних византийских материалах, как предшественники и коллеги Д. Айналов, Й. Стржиговский, А. Грабар, а на вещах средневизантийского периода.⁸⁶ Банк использует все возможности для публикации византийских древностей, углубляется в проблемы отношений искусства столицы и провинций, что дает возможность включаться в, юбилейные сборники, конференции, выставки. Материалом исследования служило т. н. «прикладное» искусство, причем все без изъятия: торевтика, глиптика, слоновая кость, ювелирные изделия, стекло, керамика. В результате именно ее трудами «малые формы» заняли достойное место в истории византийских древностей, а монография не имела эквивалента по широте охвата материала и методике исследования. (Банк, 1978). Альбомы-каталоги, обладавшие огромным справочным аппаратом, переиздававшиеся и переведенные на многие языки, давно стали классическими. (Банк, 1960; Банк, 1966 и др.). Событием мирового масштаба были как большая выставка «Искусство Византии в собраниях СССР» (1976), так и трехтомный каталог к ней (1977). Чрезвычайно важным для истории церковных древностей всего христианского Востока был и тот уникальный курс археологии и искусства Византии, который А. В. Банк читала в Ленинградском университете (к сожалению, не опубликованный).

Не следует думать, что изолированность советской науки в послевоенное (а в известной мере — ив довоенное время) была полной. Несмотря на все помехи, ученые СССР старались оставаться в курсе происходящего в зарубежных исследованиях и имели к этому определенные возможности. Очень много работала над установлением контактов между исследователями в СССР и за рубежом А. В. Банк, стремясь к тому, чтобы информированность обеих сторон об открытиях, книгах и научных событиях была возможно более полной.⁸⁷ Трибуну для этих публикаций предоставляли многие периодические издания. Например, благодаря рецензиям и обзорам «Византийского временника» ученые СССР были всегда в курсе основных событий, в том числе и в области изучения церковных древностей. Особое внимание нужно обратить на статьи

С. А. Кауфман, которые регулярно вводили в оборот данные последних публикаций и полевых открытий, совершавшихся европейскими и американскими учеными. Выделим рецензии на такие известные работы, как учебник П. Тестини и свод Хачатряна по баптистериям.⁸⁸ Важны были и общие обзоры византиноведения в различных странах, регулярно помещавшиеся с 1958 г. Однако советским ученым было, к счастью, доступно не только музейное и кабинетное изучение византийских церковных древностей. Очень много велось натурных исследований, в свою очередь формировавших базу дальнейшего развития науки.

5. В границах Российской империи и СССР: Крым, Кавказ, Средняя Азия [80]

Изменения, происшедшие в деятельности российских ученых после революции, резко отразились на экспедиционной работе. Изучение древностей христианского Востока с созданием СССР не прекратилось, но оно претерпело существенные изменения в географии и методах. По-еле 1917 г. уже не вели полевых работ на Ближнем Востоке или в Африке, — но ведь для археологического исследования и не обязательно было отправляться за рубеж. В пределах Российской империи ко второй пол. XIX в. собралось достаточно территорий, где христианские древности имелись в изобилии. Уже в конце XVIII — первой пол. XIX в. в Крым начинается

настоящее «научно-художественное паломничество». Один за другим ученые, путешественники, чиновники, помещики описывают, рисуют, даже обмеряют его замечательные руины, обращая заметное внимание и на христианские древности. В конце XVIII в. внимание привлек Кавказ, а в XIX в. — Средняя Азия. Этот интерес развился во второй половине столетия, дав такие важные для нас сейчас серии копий, как, например, выполненные Д. М. Струковым в Крыму и на Кавказе.

80

Основано на: Айналов, 1905; Он же, 1915; Гриневич, 1927, Якобсон, 1950, Он же, 1959; Он же, 1964; Романчук, 1986; Формозов, 1986; Воронов, 1978, Кузнецов, 1962; Кузнецов, 1977; Ковалевская, 1981; Марр, 1934; Уварова, 1894, Хрушкова, 1986; Она же, 1993; Дресвянская, 1968; Никитин, 1984, ИИДК. 1994 и др.

Конечно, для столичных ученых экспедиции сюда были достаточно дальними и редкими. Но и на местах создавались общества, смело бравшиеся за натурные работы. Они часто находили поддержку гражданских властей и армии, а иногда и постепенно умножавшихся на «иноверческих» окраинах структур православной церкви.⁸⁹ Начиная с середины XIX в., материалы по христианским древностям Крыма, Северного Кавказа и Закавказья печатались в периодических изданиях ИАК («Отчетах», «Известиях», «МАР», «МАК»), многочисленной местной периодике, первых «корпусах» и многочисленных монографиях. (Латышев, 1896; Он же, 1897–1898; Ростовцев, 1913–1914 и др.). После революции поток этих исследований, до известной степени подчиняясь общему ритму идеологической и государственной жизни, мог менять направленность, но никогда не иссякал полностью.

Крым Основным районом, где российские ученые могли вести постоянные исследования византийских объектов, был присоединенный в 1780-х гг. Крым с замечательными памятниками античности и средневековья в Керчи, Феодосии, древнем Херсоне. На хорошо сохранившемся городище последнего, Херсонесе (близ нынешнего Севастополя) можно было наблюдать постепенное становление новой культуры на античном фундаменте. Херсонес и стал в XIX в. главным «научным полигоном» российской христианской археологии.⁹⁰

Городище вызывало не только чисто научный интерес. Внимание к нему со стороны властей Российской империи определялось связью города с легендой о крещении здесь князя Владимира Святославича (предположительное место этого крещения было показано уже на плане, составленном в 1786 г. К. Л. Габлицем). Официальную науку привлекали прежде всего христианские храмы, остатки которых выделялись на местности. Первые же раскопки, проведенные на городище лейтенантом Н. Крузе в 1827 г., открыли три храма, среди которых был один с крестообразным планом (к середине века его стали отождествлять с конкретным местом крещения князя, построив над ним в 1861 г. новый собор). Еще раньше, в 1853 г., граф А. С. Уваров организовал раскопки, раскрывшие самый крупный храм Херсонеса — трехнефную базилику с мозаичными полами.⁹¹

Нельзя сказать, что подчеркнутое внимание пошло на пользу памятникам. В 1870-х — нач. 80-х гг. исследования осуществлял в основном монастырь, на специальные средства Синода. Методика отставала, цель ставили крайне ограниченную и «конфессиональную», приводящую на память программы работ в Алжире: «… систематически раскрыть следы византийского Херсоня, его храмов, а из извлеченных архитектурных предметов, разнообразных ваяний, монет и вещей создать христианский музей». (Цит по: Якобсон, 1959, 10). Попытки отдельных археологов придать работам большую организованность долго оставались безрезультатными, а открываемые интереснейшие памятники почти не фиксировались.⁹²

«Монастырский» период исследований прекратился в 1886 г., а с 1888 г. исследования возглавила, наконец, Императорская Археологическая комиссия, поручив организацию работ К. К. Косцюшко-Валюжиничу, местному землевладельцу и члену ООИД.⁹³ Важность памятника, исследования которого обходились в тысячи рублей, необходимо было подтвердить яркими находками, поэтому направленность работ сначала мало изменилась Изучали почти исключительно памятники церковной архитектуры, проведя всего за два года (1889-91) работы на 18 храмах в разных частях городища, открыв христианские кладбища и собрав коллекции предметов христианского искусства V–X вв. Методика улучшалась крайне медленно.⁹⁴ Даже возглавивший работы в 1908-15 гг. бывший ученый секретарь РАИК Р. Х. Лепер, уделив, наконец, внимание стратиграфии, снятию точных чертежей и ведению полевой описи, писал дневник с чужих слов и не оставил общего отчета о своих семилетних раскопках. В результате храмы, открытые в дореволюционный период (26 базилик и купольных церквей, 38 небольших «часовен») были отрезаны от археологического контекста.