Христианские древности: Введение в сравнительное изучение
Шрифт:
Поскольку декрет Ататюрка о «десакрализации» (1934) превратил св. Софию в музей византийского искусства, независимый в конфессиональном отношении, появилась возможность исследовать и мозаики Накопленные за 800 лет (с VI до XIV в.) на стенах храма, они были скрыты под штукатуркой с текстами Корана. Изучение возглавил Томас Уиттмор, впоследствии первый директор Византийского института, которого Кемаль-паша знал лично и которому мог доверять.12 Работы продолжались даже в период Второй мировой войны: Турция в ней не участвовала, Уиттмор приезжал из Нью-Йорка, вел активную научную деятельность, давал консультации по реставрации храмов. Благодаря ему Стамбул стал одним из научных центров изучения церковных древностей, особенно мозаики и архитектуры. 13
В
1940-е гг. не внесли особых перемен в ритм исследований христианских памятников Константинополя, примерно до середины столетия он оставался прежним. Раскопки зависели от случайных открытий, которые не особенно тщательно фиксировались. 4 К таковым можно отнести работы Археологического музея на «Бычьем форуме» (район университета), где обнаружили два средневековых храма и т. н. «базилику А» (VI в.), единственную целиком изученную из юстиниановских; ее отличают от базилик V в. архитектурная простота и меньший размер при гораздо более развитом и сложном плане.15 Ситуация меняется только в 1950-60-х гг., когда Турция «открывается», вступая в новые западные политические структуры. Быстро развивается туристическая сфера (что всегда должно идти, во всяком случае теоретически, об руку с расширением «фонда древностей»); строительные фирмы охотнее допускают участие археологов в работах. Делается более эффективным международный контроль за сохранением памятников. Возрастают и возможности для работ зарубежных институтов, что совпадает с ростом научного интереса к культуре Византии.
Можно сказать, что в третьей четверти XX в. изучение византийских древностей, и прежде всего церковных древностей Константинополя, вступает в новую фазу, характеризуемую серьезным вниманием местного правительства, широким участием европейских и американских институтов, повышением уровня натурных исследований (особенно фиксации) и публикаций. На рубеже 1950-60-х гг. один за другим изучают сохранившиеся, но мало доступные ранее памятники, что резко расширяет знания о строительной технике, исторической топографии, погребальном обряде и хронологии. Работы ведут практически на всех ключевых памятниках, из которых прежде всего упомянем монастырь Хора (Кахрие Джами).1 В начале 1960-х гг. А. Миго исследовал интерьер комплекса церквей монастыря Пантократора (Megaw, 1963). Фундаментальные архитектурно-археологические работы середины 1960-х гг. в Мирелейоне (Бодрум Джами), проведенные параллельно грубой реставрации здания, дали материал для суждения о периодизации и интереснейшем некрополе (в 1930-х гг. раскопки вблизи памятника вел Тальбот Райс, но материалы не сохранились: Striker, 1966; Striker, 1981). Одними из самых интересных оказались работы в монастыре Липса (Фенари Иса Джами) и «Календер Джами» (Macridi а.о., 1966; Striker, Dogan Kuban, 1975).
Исследования 1950-60-хгг. сделали необходимым и возможным приступить к сведению материала воедино, к пересмотру старых коллекций, к сопоставлению письменных и археологических данных. Активизируется изучение погребальных древностей Константинополя (выходят труды Филиппа Грирсона об обряде захоронения императоров; К. Манго публикует материалы о находке в XVIII в. порфировых саркофагов; А. А. Васильев изучает их в Стамбульском музее; Grierson, 1962; Mango, 1962; Vasiliev, 1948). Один за другим появляются «корпусы» и обобщающие труды по топографии Константинополя и византийской архитектуре, до сих пор составляющие основу их изучения.17
Каждое из натурных исследований 1960-70-х гг. в Константинополе достойно того, чтобы рассказать о нем подробнее, но в одной книге это невозможно, придется выбирать. В любой общности древних зданий есть, так сказать, «ключевые руины», то есть рано заброшенные, не особенно перестроенные комплексы, без полного археологического изучения которых трудно атрибутировать и датировать лучше сохранившиеся здания. Такое исследование часто оказывается решающим и для археологии, и для архитектуры. В Константинополе такими памятниками могут считаться Апостолейон и храм Юлианы Аникии (церковь св. Полиевкта).
Если спросить, какие археологические исследования в Стамбуле наиболее заметны во второй пол. XX в., ответ, пожалуй, будет: «храм Юлианы Аникии». Но мало кто из туристов, гуляя по перестроенным на европейский лад кварталам Стамбула, обратит внимание на странные и уже довольно захламленные руины в парке на одной из центральных площадей. А ведь это остатки древнего, прекрасного когда-то сооружения, с открытием которого связано совершенно фантастическое стечение историко-археологических обстоятельств. Но значение открытия трудно понять, не обратившись к той ситуации в науке, на фоне которой оно сделано.
82
Основано на: Комеч, 1987; Krautheimer, 1986; Краутхаймер, 1998; Harrison, 1989; Mango, 1990; Высоцкий, Шелов-Коведяев, 1995.
Что, собственно, известно об архитектуре раннего Константинополя? Он возник как одна из «императорских ставок» поздней Римской империи. Их появление в Трире, Милане, Фессалониках и других городах обусловила «эксцентричность» столицы, ее неравная удаленность от границ огромного государства. Рим постепенно становился своего рода анахронизмом, императоры его избегали. (Диоклетиан, например, впервые посетил Город только на двадцатилетие правления). Избрание в 324 г. столицей Византия, хорошо защищенного природой и связавшего европейские и азиатские провинции, было очень логичным. Город не был христианским изначально, но быстро им стал. К раннему периоду относят более десятка храмов, но его первый собор (см. выше) освящен не ранее 360 г. Даже в 413 г., когда Феодосий II удвоил площадь города, построив новую стену, в нем насчитывалось всего 14 церквей (при 14 же дворцах, 8 общественных и 153 частных термах, 5 зернохранилищах, 4.388 крупных домовладений и 250 тыс. населения).
Нам известны руины лишь немногих ранних храмов и о строительстве до 500 г. судить трудно, но все же ясно, что оно не представляло в архитектурном отношении ничего необычного. За исключением Апостолейона, это простые базилики с деревянной кровлей, галереями, несколькими нефами и нартексом.
Скульптура, декор, материалы, были, конечно, очень богаты, но традиционны, что объяснимо — новая столица и не могла сразу предложить нового стиля, для работы брали специалистов из городов с уже сложившейся архитектурной школой (Эфеса, Антиохии и других).
Только к первой половине VI в. можно говорить о рождении византийского искусства, соединившего солидную роскошь и развитую технику Рима с греческим чувством гармонии, пропорций, равновесия и математического расчета, а также с восточной тягой к орнаментике и полету фантазии. Синтез этот осуществился прежде всего в архитектуре.
После того, как св. Софию вновь уничтожил огонь (532), она возродилась в совершенно новом облике. Храм, освященный в 537 г., был действительно необычен: его венчал купол диаметром 32 метра, шедевр архитектуры и инженерии (в 558 г. купол рухнул и был заменен ныне существующим, на 20 футов выше). Теперь архитектура Константинополя могла оказывать обратное влияние на строительство Средиземноморья. В архитектурной пластике коринфские или композитные капители сменили «корзинчатые»; антаблемент украсил рельеф из листьев аканфа. За всем этим стояла единая цель— создать среду, достойную правителя христианской империи и церкви.
Однако как именно шел процесс конца V–VI в., приведший к шедевру эпохи Юстиниана, проследить не удавалось, поскольку в Константинополе почти не осталось зданий, возведенных между серединой V в.
и 530-ми годами. Достаточно прямым прототипом св. Софии был храм Сергия и Вакха, построенный императрицей Феодорой (527–536), но он несопоставимо меньше, скромнее и вряд ли мог служить адекватной моделью.18 Вряд ли архитекторы решились на столь «революционный» эксперимент, не опробовав конструкцию в сопоставимом масштабе (можно указать, конечно, на огромную купольную базилику св. Ирины, почти одновременную св. Софии, но архитектурно она архаична).1