Христианский квартал
Шрифт:
Да, лучевуха. Первая стадия. Сколько мне осталось? Вспомнить бы Батины лекции, но память не слушается, подсовывая лишь винегрет из давних разговоров, сцен, эпизодов... Кажется, от нескольких дней до двух недель, так?
Я не понимаю. Ум пасует. И я устал напрягать мозги для того, чтобы вымучить очередную правдивую ложь... Зачем? Теперь-то уж зачем? И чем слабее во мне голос разума, тем сильнее голос совести. Она говорит, что всё правильно. Поделом. Если бы я остался с этими людьми, разделил с ними беду, тогда бы мог участвовать и в их невозможном,
Я пытался узнать. Спрашивал. Иваныч отвечает охотно, он вообще мужичок говорливый - но я не понимаю. Ничего. Будто на другом языке. Хотя язык-то как раз тот же самый. Что же случилось? Мутация души?
– Сашок, что-то ты совсем заскучал. Погоди, скоро Ленка и Петька с сена придут, самовар поставим...
Поднимаю голову - он. Иваныч. Стоит передо мной, озабоченно морщит лоб.
– Иваныч...
– облизываю пересохшие губы, - прошу тебя... ради Бога... скажи мне нормально... почему это всё живое вокруг? Деревья... куры... собака?..
– Дык я ж тебе растолковывал уже, - удивляется старик, - оно всё есть, потому что мы об этом думаем. Чего тут мудрёного?
– А вы, Иваныч... Ты, Катя, дети ваши... почему вы живы? Как вам это удаётся?
– Дык это ж просто... мы живы потому, что о нас кое-кто думает.
Бессильно усмехаюсь про себя. Лёгкие перегоняют отфильтрованный кислый воздух. Пугливые мысли стучатся о границы формальной логики, рикошетят... Границы плавятся, уступают, тают...
– А обо мне... он не может подумать?
– Он о всех думает. И о тебе тоже.
– Тогда почему я умираю?
– А ты подумай с ним вместе. В унисон чтобы было, как в песне, понимаешь?
Вздыхаю и откидываю голову, прислонясь шлемом к заборчику.
Улыбаюсь, глядя сквозь светофильтр на старика.
– Иваныч...
– Да, Сашок?
– Ради него, подумай обо мне...
Поднимаю руки к шее, скольжу пальцами по шву, отгибаю один, другой... раскрываю молнию. Подцепив снизу, снимаю шлем. Жмурюсь от яркого света...
Вижу облако, похожее на козу.
Бд-7: Трон в крови
Войдя в камеру, я невольно улыбнулся:
– Именно здесь меня держали земляне.
Конвоир хмыкнул и посмотрел в зарешёченное окошко, будто советуясь с небом. Старик Хило всегда был нетороплив и основателен в ответах. Наверное, за это его и ценил отец. Откашлявшись, Хило снял цепочку с моих запястий и заметил:
– На этот раз вы вряд ли выйдете отсюда императором.
* * *
В зале суда немноголюдно. Только люди императорской крови, да главы высоких кланов.
На судейской скамье трое. Справа - дядя Вуор. По центру - мой младший брат Керкер. Возмужал братец, взгляд стал серьёзён, движения степенны и точны. Это не тот испуганный юноша, которого я оставил в бараке десять лет назад, перед тем, как меня схватили земляне.
Отец недолюбливал его, считая размазнёй. Теперь бы Керкер ему понравился. Именно он три дня назад ворвался в тронный зал с ватагой вооружённых оборванцев. И увидел меня, одного посреди зала.
– Ваше Величество, приказываю отречься от престола!
– Наконец-то! - радостно воскликнул я.
И отрёкся.
А слева, на обвинительском месте, сидит двоюродный брат Ахад. Помню, как чудесно он пел на моём двадцать пятом дне рождения ещё в той, блаженной жизни, когда правил отец, а я был всего лишь наследным принцем.
– Пусть выйдет тысячник Охтор!
– выкликает Ахад.
Скольких же пришлось отправить тебе на смерть, братец, чтобы чистый голосок превратился в этот скрежет жерновов?
* * *
Тот день выдался пасмурным. Я думал, что запомню его до мелочей, а теперь вот даже не могу сказать, какое тогда было число. Где-то в начале осени. Колеи развезло от недавних дождей. Скачущие лошади гвардейцев вздымали брызги грязи. Несколько капель попали мне на манжеты. Из дворца мы выезжали очень поспешно, и я не успел переодеться в походное. Отец был очень возбуждён.
– Это за Синим Бором, - сказал он мне.
– Уже недалеко.
* * *
Тысячник Охтор опустился на колени перед судьями и коснулся лбом пола. Расшитый мундир совсем не идёт к его крестьянскому лицу. В прежние времена никто бы не дал чин тысячника простолюдину. Землян больше нет, а до порядка в обществе ещё ой как далеко. Что ж, мутная вода не вмиг делается чистой.
– Чтобы пробраться к Их бывшему Величеству мне пришлось потерять троих людей, - Охтор говорит тихо, даже с первых рядов зрители вытягивают шеи, прислушиваясь.
– До ареста Их бывшее Величество возглавляли сопротивление, и потому я получил приказ освободить наследного принца из лап землян...
* * *
За Синим Бором лежало огромное железное яйцо, на треть зарывшись в землю, и оставив длинную борозду на поле. Вокруг него копошились солдаты, одни откапывали находку, другие обтёсывали срубленные деревья, готовя полозья.
Отец пошёл к Хило и распорядился о том, чтобы диковинную добычу перевезли в крепость.
А я с досадой смотрел на их суету и думал: "ну, железное яйцо с неба упало. Ну и что? Из-за этого нужно было нестись сюда сломя голову?" Жаль было испачканных манжетов.
Вечером находка лежала во дворе цитадели, а вокруг копошились фигурки мастеровых.
– Ваше Величество, никто не может вскрыть скорлупу, - докладывал Хило.
– Она очень прочна.
– Если обычное яйцо бросить в огонь, скорлупа треснет, - ответил отец.
– Пусть готовят большой костёр.
Когда железное яйцо было объято пламенем, мастеровые вдруг задрали головы и начали тыкать пальцами вверх. Мы с отцом подняли взгляды и увидели, как с неба падает большая железная бочка. Она зависла в воздухе над площадью, что-то спереди у неё загремело, и мастеровые стали валиться наземь, истекая кровью.