Христианский квартал
Шрифт:
– Появилась информация, что в ста километрах к северо-востоку от нас расположена зона с пониженным уровнем радиации. Есть даже сведения, что она жилая, и с сохранившейся инфраструктурой. На совещании офицеров было принято решение отправить разведгруппу. Группу поведу я. Добровольцы - шаг вперёд.
И я шагнул. Не раздумывая даже. Почему-то казалось, что шагнут все, - но нет. Ещё Акопян, Пашка, Кузя, Корень, Туганаев и Карп. Остальные остались.
Батя снова осмотрел нас, придирчиво так, будто соображая чего-то, и потом кивнул:
– Достаточно.
* * *
Утром нам
По команде опустили на шлемах светофильтры, чтобы не ослепнуть с непривычки наверху, и вышли в шлюзовой. Дверь за нами закрылась, и почти сразу начала отползать металлическая плита. Та самая. А минуту спустя Батя скомандовал подниматься. Мы зашагали по ступеням, задрав головы и - будто лицом в мутную лужу ухнули, когда открылось взгляду серое небо с низкими бурыми облаками. Комки рыхлой грязи, нависающие над нами.
Мы выползли на растрескавшийся асфальт, из трещинок которого блеклыми пучками торчала трава. Бетонный забор кое-где обвалился, особенно у КПП. Странное чувство: вроде бы всё знакомое, но одновременно и какое-то чужое... После узких коридоров и кабинетов от такого простора неуютно и зябко.
Прошли до покосившейся "вертушки", за ней - мёртвый лес с высохшими стволами деревьев, ветви - будто скорченные в агонии пальцы. Слева - обугленный остов машины, а дальше ещё два, в бампере зияют дырочки - пулевые отверстия. Выходит, не брехня это была про народных избранников. Кажется, что-то темнеет в салоне... нет, лучше не приглядываться.
Батя взмахивает рукой, показывая направление. Двигаемся прочь от Лусково, спиной к Никольску...
* * *
К вечеру вышли на бурелом. Навалы обугленных деревьев, куда ни глянь. Чёрное и серое - маренговый цвет господствует до горизонта. Видно, огневой шторм прокатился. Батя смотрит на радиометр. Нам, как обычно, ничего не объясняет. Не положено. Взмахом руки задаёт направление - двинулись прямо. Осторожно, где переступая, где перелезая, а где нагибаясь под поваленными стволами. Скользя, спотыкаясь, хватаясь за сучья. А внизу чавкает бесконечная мутная лужа, скопившаяся от долгих дождей.
Пытка.
Один раз я чуть не свалился, как Пашка. Но Батя успел подхватить. В итоге - у меня шишка на затылке, у него - косая чёрная отметина на рукаве от обугленного сучка. Типа, второй раз меня спас. Но когда ты уже измочален, чувства поневоле тупеют. Чувство благодарности в том числе.
* * *
Всё правильно. Поделом. Батю можно понять, а вот нас-то? Мы-то кто теперь? Если бы остались там, наверху, со всеми, и разделили общую беду, тогда... тогда, может, и был бы шанс. Как бы безумно это ни звучало. А сейчас... вроде, я такой же, как эти старики, но вместе с тем - бесконечно чужой. Необратимо и справедливо.
* * *
Почему-то старая жизнь почти не вспоминается. Так, если поднапрячься, всплывут блеклые образы - будто и не со мной это всё было, а просто по телеку когда-то смотрел. А вот будни в
Слева шорох. Поворачиваюсь. Кто-то подползает, поди разбери, в зеркальном "наморднике" все на одно лицо. Точнее, все одинаково без лица. Прислоняется шлемом к моему, слышу тихое:
– Слышь, Санёк, - Кузя, ну конечно, кому ещё быть, - а я вот думаю: откуда Батя мог узнать про зону? Когда утром выходили, я глянул на спутниковые тарелки - они все вывернуты. Может, у него от пульта управления с другими бункерами связь есть, как думаешь?
– Кузя, не грузи. Поспи лучше.
То, как я думаю, тебе не понравится. Ниоткуда Батя узнать не мог. Он и не знает наверняка. Просто понимает, что всю жизнь в бункере не просидишь - консервов не хватит. Вот и решил сделать вылазку. Разведка - так ведь и сказал. Да какая, в сущности разница?
– А всё же интересно...
– опять бубнит своё.
– Как думаешь, когда до зоны дойдём? За буреломом вроде нормальный лес, должно быть полегче. Дня три-четыре ещё, прикинь, и мы дома! Батя сказал: цивилизация. Бабы. Блин, скорее бы...
* * *
Ночью снилось, будто мы с Батей вдвоём сидим за столом посреди того поля и молча хлещем самогон из алюминиевых кружек. А вокруг - неподвижные тела в скафандрах.
* * *
За буреломом потянулись мёртвые леса, идти стало действительно легче. Попадались перелески, полянки. Трава, как ни странно, живая. Хотя блеклая, но кое-где с васильками и даже ромашками. Меж цветов мошки какие-то летают и ползают... Если смотреть только под ноги - то будто всё, как прежде. Только вот ноги в спецсапогах и серой композитной ткани скафандра. Словно мы высадились на другой планете.
– Это от того, что трава и насекомые более стойки к радиации, чем деревья и животные, - бубнит Карп, хотя его, кажется, никто не спрашивал.
Химарим, лёжа на поляне, и задрав ноги на стволы, чтобы кровь быстрей оттекала. А Карп продолжает болтать, заставляя морщиться. Что толку умничать? И так понятно, что здесь заражение запредельное.
Туганаев смотрел через плечо Бате, когда тот в очередной раз с радиометром сверялся. 390 бэр в час. Аккурат смертельная доза. Облучение с летальностью до пятидесяти процентов.
* * *
Сегодня мы шли по полю. Настоящему, с клевером, ромашками и дикой травой. Позади три дня и три ночи, я не знаю, сколько осталось идти. Можно бы насладиться видом, но успели вымотаться, пока выходили из леса. Поэтому я просто "отключался" от внешнего вида и представлял сицилийские луга у подножия гор, песчаные греческие пляжи с плетёными зонтиками, разноцветных рыб среди коралловых зарослей Красного моря, захоронения древнекитайских императоров с полчищами глиняных солдат, шведские ледяные гостиницы...