Христолюди
Шрифт:
Кандиду приснилось, будто он входит в пустой дом с белыми стенами испытывая тягостное чувство, что он первое переступающее этот порог человеческое существо.
После этого нездорового сна он покрылся липкой испариной. Сквозь слезы он заметил светящиеся оранжевым светом диски, которые стремительно пересекали небо, подобные падающим звездам, и решил, что это знамение смерти. Потом он снова заснул и до утра снов не видел.
Кандид пробудился, когда солнце поднялось уже высоко, и оцепенел от удивления. Прямо перед ним, нескладный и обветшалый, высился огромный дом. Казалось, что это сооружение находится в каком-то своем, ограниченном пространстве - в заповеднике одиночества и забвения, куда не имеют доступа ни время с его разрушительной силой, ни люди с их суетой.
Спутники Кандида, сдерживая пылкое нетерпение, уже обследовали дом снаружи и не обнаружили ничего, кроме густого леса цветов. Однако никто не решался войти в дом. Двери его, с изъеденными ржавчиной петлями, держались, казалось, только на опутавшей их паутине, оконные рамы набухли от сырости, в трещинах, избороздивших цементный пол дворика, росли трава и полевые цветы, сновали ящерицы и разные гады - все как-будто подтверждало, что здесь давно никто не живет.
Тогда Кандид толкнул плечом парадную дверь, ее трухлявое дерево рухнуло к его ногам бесшумным обвалом из пыли и земли. Он задержался у порога, ожидая, пока рассеется облако пыли, и, когда это произошло, он увидел большую комнату, в которой был лишь мусор, грязь да кучи всякой дряни, накопившейся после долгих лет запустения. На полках вдоль стен стояли книги, которые давно уже никто не читал, и их переплеты раскисли и были покрыты мертвенно-бледной растительностью. Из большой комнаты можно было пройти дальше через несколько дверей. Все двери были открыты, кроме одной, запертой на замок. Замок проржавел настолько, что казалось, его части приросли друг к другу. Люди разбрелись по дому через открытые двери, а Кандиду захотелось посмотреть, что находится за этой запертой. Когда он проник в помещение за ней, то увидел, что там нигде не было видно ни малейших следов пыли или паутины, все выглядело прибранным и чистым. На столе стояли чернильницы, полные чернил, не тронутые ржавчиной металлические поверхности блестели, в горне горел огонь. На полках стояли книги, переплетенные в покоробившуюся от времени ткань, желтовато-коричневую, как загорелая человеческая кожа. Несмотря на то, что, по всей видимости, комната была закрыта уже много лет, воздух здесь казался даже более свежим, чем на улице. А в стенном шкафу он нашел исписанные пергаменты, целые и невредимые, в окружении доисторической растительности, затянутые дымкой испарения каких-то луж, и светящихся насекомых, которые, видимо, уничтожили в этой комнате всякий след пребывания людей.
Кандид задался целью расшифровать манускрипты. Это сначала показалось делом невозможным. Буквы напоминали белье, повешенное на проволоку сушиться, и больше походили на ноты, чем на обыкновенное письмо. Однако Кандид упорно искал ключ к пониманию записанных текстов.
Тем временем люди, пришедшие с ним, обосновались вокруг старого дома, быстро построили себе хижины, так как, кроме Кандида, жить в старом доме никто не решился.
Кандид же полностью погрузился в работу. Он выучил наизусть фантастические легенды из растрепанных книг, сжатое изложение учения Германа Паралитика, "Века" Нострадамуса, учение Бене Гессери, отрицающее, что оно является религиозным течением, но стоящее за кулисами почти всепроникающего ритуального мистицизма, чья символика, организация и методы действия были почти религиозными, так называемые древние учения, включающие в себя то, что сохранили страницы зензуки из первого ислама. Вадд-исламические течения этого типа, книгу сочетаний Махайама Ланкивили, всепроникающий ових-ритуал и, наконец, Бутлерианский джихад, обучающий "увеличению и умножению, наполнению вселенной и покорению ее", дающий "правление над всеми видами странных тварей и живых существ в бесконечных мирах и под ними", утверждающий "человека заменить невозможно!"
Это были книги чародеев, чья власть была реальностью. Их роль видно и в том факте, что они никогда не хвастали своими делами. Они жили во времена, насыщенные насилием, когда люди смотрели на своих богов и талисманы и видели, что они наполнены самыми ужасными уравнителями: страхом и амбицией. У всех чародеев же было общее требование: "не обезобразь дух своим "Я".
Наименее ясным было учение Бено Гессери, сосредотачивающее все усилия вокруг чародейства, производимого сложными наркотиками, и развития искусства праны-винду. Но оно содержало молитву против страха и голубую книгу, это библиографическое чудо, сохранившее великие секреты самых древних верований. Это учение действовало столетиями под покровом мистики, проводя в то же время свою программу скрещивания людей, имея целью выведение личности, которое оно называло "квизац хадерахом". Проще говоря, оно искало человека, наделенного психической силой, которая позволила бы ему понимать и использовать указания учения в самом их высшем объеме. Так должен был быть создан супер-ментата, человек-машина, наделенный способностью предвиденья и передачи мысленных картинок.
Согласно учению Бено Гессери, религия есть ничто иное, как самый древний и благородный путь, следуя которому, люди старались увидеть смысл в божьей вселенной. Ученые ищут законы, которым подчиняются события. Задача религии - посвятить людей в эти законы. Там же отмечено, что многое из того, что называет себя религией, несет на себе бессознательный отпечаток враждебности к жизни. Истинная религия должна учить тому, что жизнь наполнена разумом, что знания без действия - лишь пустота. Все люди должны понимать, что сведение религии лишь к правилам и обрядам - это, в основном, обман. Истинное учение распознать очень легко, ибо оно пробуждает чувства, которые говорят тебе, что эту истину ты всегда знал. "Высказана ли мысль или она не высказана, она реальна и имеет власть над реальностью".
Однако невозможно рассказать обо всем, что освоил Кандид в то время. По этому вопросу на Цей-лоне имеется полное исследование. Поэтому, заканчивая эту часть предания о Кандиде, я добавлю только, что изучая все приведенные выше учения, Кандид лишь изредка выходил из старого дома, беседовал с людьми, но случалось, что он ночевал у соседей, пресытившись своим затворничеством. Постепенно такой образ жизни полностью изменил характер и мировоззрения Кандида, но это перерождение соответствовало настоящей его сути, оно было равнозначно его пробуждению. Но об этом чуть позже.
Однажды ночью Кандид, ночевавший в очередной раз у соседей вместе с их сыном, случайно проснулся и услышал странный прерывистый звук, исходивший из угла. Потревоженный, он вскочил с постели, опасаясь, не забралось ли в комнату какое-нибудь животное, и увидел, что мальчик сидит в качалке и держит палец во рту, а глаза у него светятся в темноте, как у кошки. Оцепенев от ужаса, Кандид прочел в этих глазах признаки той самой болезни, которой были подвержены жители лиловой деревни, встреченные им во время путешествия с навой. Самое страшное в болезни было то, что неминуемо наступала забывчивость. В памяти начинают стираться сначала воспоминания детства, потом название и назначение предметов, затем больной перестает узнавать людей и даже утрачивает сознание своей собственной личности и, лишенный всякой связи с прошлым, погружается в некое подобие идиотизма. Об этом Кандид знал уже давно, так как расспросил про эту болезнь многих еще тогда, после своего возвращения.
И в самом деле - пришедшие с ним люди заболели. Сначала никто, по обыкновению, не обеспокоился. Все собирались вместе и болтали без умолку, стараясь восстановить забытое. Но когда Кандид понял, что зараза охватила всех, кроме него самого, то он собрал людей, чтобы поделиться с людьми своими знаниями об этой болезни и придумать, как бороться с бедой, но ничего путного из этого не получилось.
Вскоре люди стали постепенно исчезать из деревни. Они уходили и забывали дорогу назад. Дома, с такой стремительностью построенные вокруг старого дома, были покинуты.
Наконец в деревне осталось только два человека: Кандид и мальчик, называвший себя внуком Бол-Кунаца. Кандида это не очень удивляло, так как этот мальчик поразил его еще в старой деревне, когда ему было три года. Тогда этот трехлетний малыш вошел в его дом, и Нава поставила на стол горшок с едой. Ребенок, в нерешительности помявшись у порога, сказал: "Сейчас упадет". Горшок твердо стоял на самой середине стола, но как только мальчик произнес эти слова, начал неудержимо сдвигаться к краю, будто подталкиваемый внутренней силой, а затем упал на пол и разбился вдребезги.
Теперь мальчик подрос, но ничем особенным не выделялся, кроме исключительной осведомленности о всех событиях в лесу, хотя вытянуть эту информацию из него было трудно. Кандид поселил мальчика с собой в старом доме и снова набросился на манускрипты. Сделал он это вовремя, так как скоро хлынул проливной дождь, и когда Кандид, обратив внимание, что дождь идет подряд несколько дней без перерыва, вышел на улицу, то обнаружил, что деревня лежит в развалинах. На месте улиц тянулись болота, там и сям из грязи и тины торчали обломки мебели, скелеты животных, поросшие разноцветными цветами. Тогда, - освободившись наконец от всяких страхов, он взялся за изучение пергаментов с прежним рвением. И чем меньше он понимал их, тем с большим удовольствием продолжал изучать. Но он чувствовал, что учение Бена Гессери содержит ключ к тайне манускриптов, поэтому постоянно перечитывал его, пытаясь понять его суть. Он привык к шуму дождя, который через два месяца превратился в новую форму тишины.