Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия
Шрифт:
Хуже всего было то, что…
Так вот, на мой взгляд…
С первых же дней…
Какое крушение!
К прошлому четвергу у нас было уже…
Но к чему отчаиваться! Эта кара послужит нам хорошим уроком
Я вдруг встал во весь рост…
Многим…
Это были настоящие псы Вавилона…
– Стоп! – говорит Лена, – остановись!..
У меня потемнело в глазах, качнулась под ногами земля…
– Сядь, – приказала Лена, взяв меня за руки, – помолчи…
– Да-да… Спасибо…
Я укладываюсь на топчан и тотчас засыпаю.
Затем вечером:
– Никто не знает, – говорю я, выспавшись, – что будет зимой, в том самом декабре, о котором только и знают, что галдят все газеты, все телепрограммы, все парикмахерши и продавцы селёдки…
Тот декабрь прошёл незамеченным, и вот только сегодня, сейчас…
– Я выключаю диктофон, – говорит Лена, – на сегодня хватит.
– Понимаешь, – говорю я, – когда Архимед попросил…
– Все вы тут Архимеды! Вам только дай точку опоры – вы землю перевернёте!
Всё это привело к тому, что
– Я полагаю, – говорит Лена, – что пришла пора спросить очевидцев.
– Каких ещё очевидцев, – говорю я, – весь мир стал свидетелем!
– Правда ли, – говорит Лена, – что как-то вдруг… в одночасье… и на обоих полушариях, как только забрезжил рассвет, в движение пришло…
Мне трудно всё это представить.
– Я думаю, – говорит Лена, – пришло время взглянуть в лицо фактам. Расскажи про Жору.
– А я о ком рассказываю?
– Ни о ком! Так… сяк… Мерзость какую-то. Расскажи про Жору… Ну как его… Подробненько… Жору уложили на крест… Дальше… Что дальше-то?..
– Обычное дело: Жору уложили… Да нет! Он сам уселся на крест… Улёгся уже – руки в стороны… В желтых спортивных трусах… Голый!..
– Ты сам-то видел?
– Ну как я мог видеть? Юля рассказывала. И она же сняла всё кинокамерой… Крупный план и… Гвозди… Это ужас какой-то: гвозди… Сперва кисти рук прикрепили к перекладине скотчем. Не пойму до сих пор, зачем нужны были эти сизые кованные гвозди. Сперва руки, затем ноги… скотчем… обе к стояку… Жора морщился, что-то говорил, подсказывая, как это лучше сделать…
– Кто крепил-то? – спрашивает Лена.
– Ушков. Старательно… С Ергинцом Валерочкой… Там ещё усердствовали Авлов с Перемефчиком, кто-то ещё… Люська, Светка… Кривясь и тихо голося… Попискивая…
Журналисты не давали ни проходу, ни продыху… Лезли всей свой биомассой, сверкали фотовспышками…
– Ты рассказывал уже…
– Да. Затем-таки решили обмотать всё тело скотчем – так надежнее. Начали с лодыжек… Крест приподняли над землёй… как байдарку… и мотали, мотали… Голени, коленки, бёдра… И так аж до шеи… Затем каждую руку от плеч до кистей… Примотали, как приклеили, прилепили к кресту… Жоре трудно стало дышать, он просто возопил немо: вы что, мол, не видете – нечем дышать!.. Распороли скотч вокруг груди… Так – лучше, так – легче… Дыши – не хочу!..
– Что же Жора?
– Кивнул благодарно. И наблюдал за всем этим действом, так сказать, свысока…
– Крест установили?
– Да нет пока… Пока лежал на песке…
– Как же «с высока»?
– Так.
– Затем…
– Все лезли с советами: здесь – так, а здесь – вот так… Не перетягивай!.. Не зажимай!.. Жора только кивал с благодарностью… Улыбался… Вяжите-вяжите… Крепко!.. Не то… Не то… Никакого сопротивления. Глаза синие-синие… Улыбающиеся. Будто распятие для него – очередная забава… Игра… И тут ещё эти папарации:
– Скажите, Георгий…
– Не считаете ли вы?..
– А ты не находишь, что?..
Кто-то и в самом деле ему «тыкнул» и Жора не послал того куда подальше. Все вдруг тотчас и осмелели:
– Ты до сих пор надеешься, что твоё распятие?..
– Жор, зачем весь этот спектакль?
– Тебе пива дать?..
Ушков гнал всех приставал прочь, прочь…
Жорино интервью…
Наталья молчала.
– …истинно говорю тебе, – рассказывала Юля, – это был театр, весь мир – театр, и мы в нём были актёры, шекспировцы и мольеровцы, островсковцы и даже маркзахаровцы и эти, конечно, и наши михалковцы и мирзоевцы, и… все экраны были залиты лучшими фильмами лучших режиссёров – спилбергами, тарковскими, кустурицами и кончаловскими, михалковыми, феллини и люками и даже учителями и… Да-да, – рассказывала Юля, – фестивали кино и в Берлине, и в Каннах, и по всему побережью Средиземного моря и по другим морям и океанам, Тихому и Атлантическому, начиная с Индийского и кончая Северным Ледовитым, танцы и смех, слёзы радости даже на самом Северном полюсе Земли, и на Южном естественно, на самых высоких и каменистых, свободных от снега его вершинах, даже при минус шестьдесят семь и даже ниже, под землей, в этом городе, где своё собственное солнце, и на глетчерах, на этих ползучих глетчерах всей Гренландии, с риском для жизни на глазах у испуганных белых медведей и моржей и тюленей, у молчаливых и изумлённых пингвинов…
Радость!..
Юля рассказывала…
– Она была свидетелем всей этой свистопляски? – спрашивает Лена.
– Ага! На своём биплане?
– Ага… С Ваней Карнауховым!
– С Лёшкой!
– С Лёшкой?! Пусть даже с Лёшкой! У неё махонький такой одноместный… Они вдвоём как-то втиснулись и облетали вслед за слухами, которые ширились, ширились по планете, как… как… Летели как стаи саранчи, как пыльные, но не пыльные, а светлые снежные бури, как смерчи, смелые и уверенные в победе, как накаты…
Набат!..
Юля рассказывала…
– Иии…
– Все симфонические оркестры мира просто высыпали на побережья… И кто во что горазд… Словно соревнуясь… Музыка, музыка… Волшебная музыка, а рядом рок, рэп… Рэпали так, что земля ходуном ходила…
Ось дала крен…
– Какая ещё ось?
– Земная… Поползли полюса…
Люди сбрасывали с себя одежды, вытанцовывая, ходуном ходили, многие раздевались догола, возмущалась Юля, предаваясь соитию, как животные… Как скоты…
– … и Жора, – говорит Лена, – тоже…
– Да, он тоже был возмущён всм этим…
– Как? – Слава, не понимая, замотал головой.
– Насыпь, – сказал Жора и пальцы его левой руки застыли в ожидании. Но когда стали вонзать гвозди в ладони… Молотком!.. Дынн… Дыннн..
Макс выл и выл. Не переставая. Как на погибель.
Просто мурашки по телу… Ушков никак не мог установить… Ой, это надо было видеть! Славик просто весь трясся… Как листик осиновый… То один возьмет гвоздь, то другой, то этот примерит, то тот… Умора просто! Жора не мог сдержать улыбки, глядя на него, сперва улыбки, затем начал злиться… Гул гудом стоял вокруг: каждый советовал, подсказывал, попрекал… Кто-то молил, мол, давай уже побыстрей выбирай, а Авлов даже стал отталкивать Славу от Жоры, мол, дай я сам, я сам, раз ты такая размазня, но Ушков уцепился, просто прилип к Жоре – нет! Только я, только я… должжжжен!.. Шипел он. Только он, Слава Ушков взял на себя этот гегемонический труд – вбить Жоре гвозди!.. Только я… А как же! Как же я… И если не я…