Хромой бес
Шрифт:
С этими словами бес дунул, и изо рта его вылетело фиолетовое облачко; оно спустилось вниз, извиваясь как фейерверк, и расстелилось по столу доньи Томасы. Тотчас один из гостей, почувствовав действие этого дуновения, подошел к даме и исступленно поцеловал ее. Другие, под влиянием того же пара, загорелись желанием отнять у него эту веселую женщину: каждый хотел, чтобы ему было оказано предпочтение. Закипает спор. Соперниками овладевает бешеная ревность. Они вступают в рукопашную, затем обнажают шпаги, и начинается жестокий бой. Тем временем донья Томаса поднимает страшный крик; сбегаются соседи, зовут полицию. Полиция является, взламывает двери и находит двух драчунов уже распростертыми на полу; остальных
— Ну, — спросил бес, — довольны?
— Нет, чтобы дать мне полное удовлетворение, перенесите меня в тюрьму, — отвечал дон Клеофас. — Вот уж я потешусь, когда увижу там негодницу, которая так надругалась над моей любовью! Я ненавижу ее в эту минуту больше, чем когда-то любил.
— Хорошо, — сказал бес, — я готов вам повиноваться всегда, даже в том случае, если бы ваши желания противоречили моим и не совпадали бы с моими интересами, лишь бы вам было приятно.
Они быстро перелетели к тюрьме, куда вскоре привели двух драчунов. Их поместили в темную камеру, а донью Томасу посадили на солому с тремя-четырьмя женщинами легкого поведения, арестованными в тот же день; наутро их должны были отправить в место, предназначенное для подобных созданий.
— Теперь я доволен, — сказал Самбульо. — Я вполне насладился местью; моя бесценная Томаса проведет ночь не так приятно, как рассчитывала. Теперь мы можем продолжать наши наблюдения, где вам будет угодно.
— Мы как раз в подходящем месте, — отвечал дух. — В тюрьме много преступников и немало невинных. Это место служит средством наказания для одних и испытанием добродетели для других. Я вам покажу сейчас несколько заключенных того и другого сорта и объясню, за что заковали их в кандалы.
ГЛАВА VII
— Прежде всего обратите внимание на сторожей, которые стоят у входа в эти страшные места. Поэты древности поставили одного только Цербера у врат ада; здесь, как видите, их больше. Эти сторожа — люди, лишенные каких-либо человеческих чувств. Самый злой из моих собратьев едва ли мог бы заменить такого сторожа. Но я вижу, что вы с отвращением смотрите на эти каморки, где, кроме жалких коек, нет никакой мебели; эти ужасные темницы кажутся вам могилами. Вы, конечно, поражаетесь их убожеству и сожалеете об участи несчастных, заточенных здесь. Но не все, однако, заслуживают сочувствия, и мы сейчас в этом разберемся.
Вот тут, в большой камере направо, на двух жестких койках, лежат четверо; один из них — трактирщик, обвиняемый в отравлении иностранца, который умер на днях в его заведении. Люди полагают, что причиной смерти было качество выпитого им вина, а трактирщик уверяет, что количество. На суде поверят ему, потому что иностранец был немец.
— А кто прав: трактирщик или его обвинители? — спросил дон Клеофас.
— Вопрос спорный, — отвечал бес. — Правда, вино было подмешанное, но, ей-богу, немецкий сеньор столько его выпил, что судьи могут спокойно отпустить кабатчика.
Второй заключенный — наемный убийца, один из тех злодеев, которых зовут valientes [5] и которые за четыре-пять пистолей предлагают свои услуги любому, кто желает от кого-нибудь втихомолку отделаться.
Третий — учитель танцев, одевающийся как щеголь: он совратил одну из своих учениц. Четвертый — волокита, которого на прошлой неделе настигла ronda [6] в тот миг, когда он влезал через балкон в спальню знакомой дамы, муж которой в отсутствии. Только от него одного зависит выйти сухим из воды: стоит лишь объявить, что он любовник этой дамы; но он предпочитает прослыть вором и рисковать жизнью, чем запятнать честь женщины.
5
Храбрецы (исп.).
6
Дозор (исп.).
— Вот скромный любовник, — сказал дон Клеофас, — надо признать, что мы, испанцы, в любовных делах благороднее других. Готов биться от заклад, что француз, например, не способен, как мы, дать себя повесить из скромности.
— Конечно, нет, — отвечал бес, — скорее он нарочно влезет на балкон, чтобы обесчестить женщину, которая к нему благосклонна.
— В камере, смежной с той, где заключены эти четыре человека, — продолжал он, — томится знаменитая колдунья, которая славится тем, что умеет делать самые невозможные вещи. Говорят, будто силою своего искусства она добивается того, что пожилые вдовы внушают искреннюю страсть юнцам, мужья хранят верность своим женам, а кокетки — по-настоящему влюбляются в богатых мужчин, которые за ними ухаживают. Но это сущая чепуха. Весь ее секрет состоит в том, что она умеет уверить других, будто действительно владеет секретом, да еще в том, что ловко пользуется сложившимся о ней мнением. Инквизиция требует выдачи этой колдуньи, и очень возможно, что ее сожгут на первом же аутодафе.
Под этой комнаткой есть глухая камера, где содержится молодой трактирщик.
— Как, опять содержатель трактира! — воскликнул Леандро. — Что ж, эти господа всех хотят уморить?
— Этот обвиняется совсем в другом, — ответил Асмодей. — Несчастного арестовали третьего дня, и инквизиция также требует его выдачи. Я вам расскажу в нескольких словах, за что его заключили под стражу.
Некий старый солдат, достигший скорей терпеньем, чем храбростью, чина сержанта, приехал в Мадрид набирать рекрутов для своей роты. Он хотел остановиться на постой в трактире. Тогда его предупредили, что хотя и есть свободные комнаты, но сдать их нельзя, потому-де, что по ночам по дому бродит дух, который весьма нелюбезно обходится с постояльцами, дерзающими там ночевать. Это сообщение не отпугнуло нашего вояку.
— Пусть мне отведут любую комнату, — сказал он, — подайте мне только свечу, вина, табак и трубку, а об остальном не беспокойтесь: духи относятся с уважением к воинам, поседевшим на службе бранной.
Раз сержант выказал такую решимость, ему отвели комнату и отнесли туда все, что он потребовал. Он закурил и начал пить. Было уже за полночь, а дух все еще не нарушал царившей в доме глубокой тишины, словно он, и правда, почувствовал уважение к новому гостю. Вдруг во втором часу ночи наш удалец услышал странный шум, напоминавший лязг железа, и увидел перед собою ужасающее привидение, все в черном, обвитое железными цепями. Наш курильщик не очень-то оробел. Он вынул шпагу, подошел к духу и шпагою плашмя изо всей силы ударил его по голове.
Дух, не привыкший к столь решительным постояльцам, вскрикнул и, увидев, что солдат собирается продолжать в том же роде, смиренно бросился ему в ноги со следующими словами:
— Ради Бога, сеньор сержант, не бейте меня, сжальтесь над беднягой, который на коленях умоляет вас о милосердии. Заклинаю вас святым Иаковом, ведь он, как и вы, был большим драчуном.
— Коли хочешь сохранить жизнь, — отвечал солдат, — скажи мне, кто ты такой, да без уверток, а не то я разрублю тебя надвое, как рыцари былых времен разрубали великанов, когда те попадались им под руку.