Хроника барона фон Дитца
Шрифт:
…Капля холодного пота сорвалась с его лба.
– Майн Готт! – кровь отхлынула от лица, ставшее похожим на восковую личину, краска снаружи и пустота внутри.
– « Dummkopf! 15 – шепнул внутренний голос. – Вот и сейчас в этом дьявольском клубе, пялясь на раскрашенных, ряженных шлюх…Ты прожигаешь еще один отпущенный судьбой отрезок жизни, за которым, пусть не теперь, но позже, последует неизбежная смерть…» Свет гаснул и вспыхивал. Полуголые девицы продолжали танцевать, как заведённые, бросая световой отблеск и паутину скачущих теней на сводчатый потолок грота.
15
Дурак! (нем.)
Он
…Рядом рычал, как зверь, в предэкстазовом кайфе Отто. Судорожно горстил обеими руками каштановые кудри блудницы, раз за разом, прижимая её раскрасневшееся лицо к собственному паху, и секунду спустя громко зареготал, словно довольный жеребец.
Магда оторвалась, наконец, от племенного альфа-самца и, вскинув голову, хмельно улыбнулась, глядя на бледного Шнитке распухшими иссиня-голубыми стеклянными глазами.
– Эй, как тебя, котик? Ха-ха-ха…Генрих? Герман? Вау! Иди же к нам, не пожалеешь…Я не замахиваюсь ремнём на своих мальчиков. Теперь позабавь меня, дорогой…А я тебя… – Она щедро отхлебнула шипучего крюга прямо из бутылки, затем снова чувственно, со смаком забрала в рот толстое-длинное горлышко и, глядя на Германа долгим бархатным взглядом, призывно подмигнула, будто сказала: « Оргии – это да! Я без ума от них!..»
Не в силах остановить ослепительно-пёстрый кошмар, разворачивавшийся широким фронтом в его голове, Шнитке, точно пришпоренный вскочил на ноги и, ничего не видя, опрокидывая фужеры и рюмки, бросился вон из этого подземелья.
Магда нарочито надула пунцовые губы:
– O-la-la! Он такой импульсивный, такой непредсказуемый, как ветер!
– Да. Он идиот. – Отто, провожая холодным, разочарованным взглядом приятеля, подвёл черту. – Сегодня он для меня, как валун на пашне. Зато теперь я знаю…у кого дряблые ляжки. Ну-у! Чего ты ждёшь, сука топтаная? – в его оловянных глазах стально сверкнула самовлюблённая ненависть. – Хватит пить, дур-ра! – Он вырвал из её рук бутылку. – К барьеру! Entsafterin! Schnelle! 16
16
Соковыжималка. Быстрее! (нем. руг.)
Глава 8
Слава Богу его положительно никто не хотел и не пытался остановить – всем было не до него. Все они, кроме фон Дитца, даже не посмотрели в его сторону. Виски надсадно пульсировали, голова, казалось, готова развалиться на куски, а он – проглотить хоть горсть таблеток лишь бы унять головную боль. Внутренний голос, – обычно действующий на него, как успокоительный бальзам, на сей раз не мог унять душевную лихорадку.
…Он выскочил за дверь, замер на лестнице, услышав куда более громкий грохот ещё одного взрыва, болезненно остро подумал о Берте, и проклиная себя, взлетел по последнему лестничному маршу в мраморный холл. На пути никто не попался. Двери общего зала были плотно закрыты. Мёртвая тишина. Лишь из какого-то номера доносился сочный, беззаботный, мужской гогот, в который вплетались серебристые переборы
Герман огляделся окрест. И тут только напоролся на немигающий, зоркий взгляд хозяйки борделя. Эльза Голдман стояла у входной двери и напряжённо прислушивалась, наклонив голову, как стервятник над добычей. Когда Герман внезапно возник из лестничного проёма и отразился сразу в шести зеркалах холла, она не проявила никакого удивления: казалось, она его ждала и, вообще, знала всё наперёд…
Он бросился к выходу, но она ухватила его по-мужски сильной рукой за локоть.
– Погодите, герр офицер! Ещё не дали отбой воздушной тревоги. Но он должен быть с минуты на минуту. Pardon, что-то не так? Вам не понравилась наша prima Магда? Мои коронные девочки? Один момент, герр лейтенант, не так быстро!
– В чём дело? – как порох, вспыхнул взбешённый Шнитке. – Прочь с дороги, ведьма!
– O-la-la! Да вы не вежливы…Дурно воспитаны! Mauvais ton…
Вы, кажется, забыли, с кем имеете дело, молодой человек! Это опасно и рискованно…Но главное, вы забыли неукоснительное правило « Золотого Тельца» . Вместе пришли, вместе и уйдёте. Кстати, как успехи вашего друга? – огромные рубины в её ушах, кроваво вспыхнули.
Герман чуть было не отшвырнул её, но вовремя спохватился. Предостережения этой « гремучей змеи» , этой старой лесбиянки с огромными связями наверху, были, отнюдь, не пустые. Prost! Казалось, из её сухой, жилистой ладони и скрюченных цепких пальцев исходит электрический ток. В довершении всего из-за колонны бесшумно вышел чёрной горой привратник. « Кинг-Конг» скрестил на груди огромные, мощные, как ветви платана руки и мрачно уставился на него.
« Nutten ficken…» – Шнитке зло усмехнулся, смерив гиганта взглядом, и тут снаружи завыла сирена.
– Вот и отбой. Я же говорила, видите? Сейчас Монки отопрёт дверь, – она кивнула на чёрную гориллу с золотым браслетом. – Но прежде, вы вернётесь за господином бароном. Так уж у нас заведено. Увы, вам всё равно придётся это сделать, гер лейтенант. В спешке вы забыли свой головной убор…
Хриплый прокуренный голос у неё был ласковый, интонация – насмешливой. Одно слово – ведьма.
Герман грязно выругался в душе и, дрожа ноздрями, костеря правила « Золотого Тельца» , ядовитую стерву-хозяйку и свою фуражку, вынужденно поспешил обратно.
* * *
…Танцовщицы исчезли, Точно накричавшиеся над прибоем, птицы. В чёрно-багровом сумраке, среди разбросанных шёлковых подушек Отто обнимал – лапал её, сдавливал до хрипоты её бурлящее горло, сжимал бёдра, стискивал пальцами горячие плечи, трепетавшую податливую грудь, оставляя малиновые отпечатки. Она вырвалась, задыхаясь в железных объятиях, царапала ему по спине острыми ногтями, выскальзывала, вырывалась из-под него, как вёрткая кошка. Но он вновь, набухая мускулами, подминал её под себя, вырывал из неё сдавленный стон, проникая в её зной, влекущую глубину, в невидимое жгучее пекло…
Освобождаясь от бурлившей страсти, он отдавал ей и все мучительные видения бесконечно длинного дня. Конфликт с офицерами Люфтваффе в пивной толстяка Ганса Фуггера. Инцидент на шоссе с владельцем « опеля» , которому он разбил в кровь лицо, и от много другого. Освобождался от всего этого навсегда…И « всё это» пропадало среди её красно-бордовых искусанных губ, дрожащих, потемневших бровей, бесстыже раздвинутых беломраморных ног.
…Он лежал без мыслей, без чувств, а она продолжала ласкать его руки, плечи, грудь…