Хроника барона фон Дитца
Шрифт:
– Зигфрид и Вальтер.
– Браво! Легендарные имена. Чисто арийские! Да ты, я смотрю отменный семьянин, Герман. Жаль, что я так и не смог побывать на вашей с Бертой Шелинг свадьбе.
– Не беда, приедешь и погостишь у нас сколько хочешь, после войны. Съездим с тобой на оленью охоту или половим в предгорьях форель. У нас прекрасные места…
– Зэр гуд. Так и будет. Мы победим!
…И вот весна 42-го…Восточный фронт. Ожесточеннейшие бои за Воронеж, Чижовский плацдарм 17 , железнодорожный стратегический узел…Жуткие, не поддающиеся пониманию, потери. Иваны дерутся остервенело: за каждую площадь, улицу, дом…За каждый окоп, колодец, за каждую пядь земли!
17
Бои
Но в войсках Вермахта уныния – страха нет. Зато в сердцах много злости – ярости помноженной на ненависть. Все азартно воодушевлены решением Гитлера начать всё с начала. В умах солдат огромные надежды на реванш! Страстное желание отыграться и сполна отомстить большевикам за позорный отход войск от Москвы зимой 41-42 года.
…фон Дитц дико озирался, безумие стучало в его глазах. Мир трещал, как пустой орех, рушился вокруг, а сам он отброшенный, что щепка взрывной волной, будто подкатывался к пропасти, на чёрном дне которой клубились багровые туманы. Через боль – страдания, вой, клёкот и хрип, хватаясь за изломы камня, корявую голь корней и покорёженную танковую броню, он удалялся от гибельного края, пугая безумием фарфоровых белков, что вместо серых глаз наполняли его ослепшие от боли и отчаяния глазницы.
– Шнитке-е! Майор, где ты-ы!! – исступленно рычал он в мембрану вышедшего из строя радиопередатчика. Напрасный труд!
…и когда под тяжестью подбитого танка захрустел, сдвинулся и обрушился край земли, и многотонная машина, в пламенеющей вуали из огня и дыма, сорвалась в бездну…Отто наконец нашёл своего друга…Вернее ему сообщили по налаженной радиосвязи, где удалось отыскать его подбитый « Wirbelsturm» 18 .
– Вилли, полный ход! Вон к тому чёртову сосняку! Es mag кommen, was da will…Schnelle!Auf die!! 19
18
«Смерч», вихрь (нем.)
19
Будь, что будет…Быстрее! Стремительно, чёрт возьми!! (нем.)
– Яволь, штандартенфюрер.
Стальная машина мощным тигриным рывком сорвалась с места, швыряя из под шипастых гусениц тяжёлые шматы синей грязи.
…Словно из пены морской, перед глазами вновь показалась во всей своей бесстыдной, чарующей наготе Магда…Колыхая тяжёлой, высокой грудью с карминовыми сосками, прошла мимо него, озверевшего, дико сверкавшего ледяными глазами, и будто нечаянно обронила пару « ядовитых ягод» :
– Хотела бы я знать, что у твоего приятеля в кобуре: пистолет или леденец?…И как только мамаши отпускают на войну…таких побегайцев?
– С-сука! Шлюха др-раная! – Он готов был задушить её собственноручно, свернуть, как курице, голову, но дьяволица исчезла…Перед глазами было снова темно, а там, где только что лоснились её высокие плечи, каштановая грива волос, нервно поигрывающие под атласной кожей лопатки, между которых к окатистым ягодицам сбегал по-змеиному гибкий жёлоб спины…Где вот только, приковывая взгляд, грациозно, покачивались бёдра, вышагивали стройные ноги, переходящие в выпуклые икры, до узких изящных щиколоток, маленьких плотных пяток и высоких шпилек туфель…В рябиновом сумраке переливалась золотисто-изумрудная пыль, как в небе после салюта.
…в следующий миг: в свете
« Halt! Aufmerk! Стой! Внимание! Предъяви пропуск! Особая зона. Проезд и проход только для немцев!»
Чуть дальше виднелась сторожевая будка, такой же пёстрый шлагбаум, рядом чёрные проблески кожаных плащей, холодные блики стальных касок и нагрудных блях автоматчиков…
Чёрт в костёр! Из огненного бреда его вырвал голос механика Вилли:
– Мы на месте, chef!
Как тогда, два года назад, в « Золотом Тельце» , он в шутку хотел поддеть старого друга: « Тысяча залпов чертей! Горбатого только могила исправит, Герман! Учил пастор петуха псалмы петь, а он всё кукарекает!»
Но заготовки шуток и острот не пригодились.
…Фон Дитц с громко стучащим сердцем покинул башню « Конрада» . Струйка пота, словно ледяная вода, побежала по его рёбрам. Тошнота судорогой сводила желудок; трудно было смотреть на то, что находилось в кабине « пантеры» , но он заставил себя смотреть. Ему казалось: в голове его раздаётся громкое жужжание мух, да и сам себя он, на какое0то время впервые в жизни ощутил не то живым трупом, не то какой-то холодной и липкой тряпкой.
– Um Gottes willen 20 … – Нет, это был не Герман Шнитке.
…На него смотрел не бравый симпатяга Герман, всегда пахнущий « Кельнской водой» , с чисто выбритыми, до голубой дымки, щеками и ямочкой на подбородке. Из раскалённой, с малиновыми пятнами « пантеры» , похожей на раскрытый мартен, на него таращилось нечто.
Он подошёл ближе, склонился к бесформенной, глухостонущей массе: увидел в раскалённом зеве « печи» сплошной желтоватый, с чёрно-бордовой коростой пузырь, жутко заменивший собой знакомое благородное лицо, и поневоле отшатнувшись, прикрыл перчаткой глаза.
20
Ради Бога…(нем.)
…Шнитке глухо захрипел; вероятно, он – единственный, оставшийся в живых из всего экипажа, пришёл на какое-то время в себя, и ему хотелось что-то сказать, но вместо слов, из обгоревшего горла выходил страшный отрывистый сип.
Кто знает, быть может в эти последние минуты, он думал о своей любимой жене и сыновьях…Может быть…
Фон Дитц с нордической стойкостью выдержал тогда удар судьбы – потерю ближайшего фронтового друга. И когда прощался с ним, и приказывал экипажу лейтенанта Рунге взять на буксир подбитую « пантеру» , в голосе его звучала непреклонная командирская воля и твёрдость. Но никто не знал, какой при этом взрыв звериной ярости перекипал и лопался в его ожесточённой душе, какая ненависть к Иванам бурлила в его перетянутых жилах. В его воспалённом пузыре мозга бешено пульсировала, щёлкала автоматным затвором лишь одна мысль, дознаться, чья противотанковая батарея уничтожила экипаж майора Шнитке…и отомстить за его смерть…
Отомстить так, – как это умеет лишь рыцарское орденское братство СС – жестоко, беспощадно и страшно.
– Песьи хвосты! Клянусь мечом Роланда, ваши черепа будут стоять на моём камине! Nutten ficken! Я найду вас! Достану из-под земли. Пусть для этого, мне придётся гнать вас на Восток до Уральских гор…Хоть до самого океана!!
Эта клятва мести была обращена к тем красным командирам, что с непостижимой стойкостью держали оборону Шиловской высоты под Воронежем, тем – из-за которых он и его ударный танковый батальон, расхлёбывал теперь кровавое дерьмо…Из-за которых, на его глазах, среди ухающих залпов орудий, среди частых взрывов противотанковых мин и фугасов, гибли его бронированные машины. Его лучшие экипажи, бесстрашно умиравшие – горевшие во время танковых атак, беспрекословно верившие его опыту и мудрому, прозорливому промыслу. И этот ужас, невозможность воскресить погибших, превращались в его сознании в слепую, безумную ярость и ненависть к обошедшему его противнику.