Хроника царствования Карла IX
Шрифт:
— В таком случае... как же вы будете вести себя завтра?
— Завтра?
— Да, завтра. Не прикидывайтесь изумленным.
— Сударыня...
— Отвечайте, я знаю все. Отвечайте! — крикнула она и движением, исполненным царственного величия, вытянула в его сторону руку.
Кончик ее пальца коснулся его рукава, и от этого прикосновения он вздрогнул.
— Буду вести себя как можно лучше, — отвечал он наконец.
— Ответ достойный. Это ответ не труса и не задиры. Но вы знаете,
— Ничего не поделаешь! Конечно, мне придется трудно, как, впрочем, и сейчас, — с улыбкой добавил он. — Ведь до этого я видел только крестьянок, и не успел я привыкнуть к придворной жизни, как уже очутился наедине с прекраснейшей дамой французского двора.
— Давайте говорить серьезно. Коменж лучше, чем кто-либо из придворных, владеет оружием, а ведь у нас — драчун на драчуне. Он король записных дуэлистов.
— Да, я слышал.
— И что же, вас это не смущает?
— Повторяю: я буду вести себя как можно лучше. С доброй шпагой, а главное, с божьей помощью бояться нечего!..
— С божьей помощью!.. — презрительно произнесла она. — Ведь вы гугенот, господин де Мержи?
— Гугенот, сударыня, — отвечал он серьезно; так он всегда отвечал на этот вопрос.
— Значит, поединок должен быть для вас еще страшнее.
— Осмелюсь спросить: почему?
— Подвергать опасности свою жизнь — это еще ничего, но вы подвергаете опасности нечто большее, чем жизнь, — вашу душу.
— Вы рассуждаете, сударыня, исходя из догматов вашего вероучения, догматы нашего вероучения более утешительны.
— Вы играете в азартную игру. На карту брошено спасение вашей души. В случае проигрыша, — а проигрыш почти неизбежен, — вечная мука!
— Да мне и так и так худо. Умри я завтра католиком, я бы умер, совершив смертный грех.
— Сравнили! Разница громадная! — воскликнула г-жа де Тюржи, видимо, уязвленная тем, что Бернар в споре с ней приводит довод, основываясь на вероучении, которое исповедовала она. — Наши богословы вам объяснят...
— Я в этом уверен, они все объясняют, сударыня; они берут на себя смелость толковать Писание, как им вздумается. Например...
— Перестаньте! С гугенотом нельзя затеять минутный разговор, чтобы он по любому случайному поводу не начал отчитывать вас от Писания.
— Это потому, что мы читаем Писание, а у вас священники — и те его не знают. Лучше давайте поговорим о другом. Как вы думаете, олень уже затравлен?
— Я вижу, вы очень стоите за свою веру?
— Опять вы, сударыня!
— Вы считаете, что это правильная вера?
— Более того, я считаю, что это лучшая вера, самая правильная, иначе я бы ее переменил.
— А вот ваш брат переменил же ее!
— У него были основания для того, чтобы стать католиком, а у меня свои основания для того, чтобы оставаться протестантом.
— Все они упрямы и глухи к голосу разума! — с раздражением воскликнула она.
— Завтра будет дождь, — посмотрев на небо, сказал Мержи.
— Господин де Мержи! Мои дружеские чувства к вашему брату, а также нависшая над вами опасность вызывают во мне сочувствие к вам...
Мержи почтительно поклонился.
— Вы, еретики, в реликвии не верите?
Мержи улыбнулся.
— Вы полагаете, что одно прикосновение к ним оскверняет?.. — продолжала она. — Вы бы отказались носить ладанку, как это принято у нас, приверженцев римско-католической церкви?
— А у нас это не принято, — нам, протестантам, обычай этот представляется по меньшей мере бесполезным.
— Послушайте. Как-то раз один из моих двоюродных братьев повесил ладанку на шею охотничьей собаке, а затем, отойдя от нее на двенадцать шагов, выстрелил из аркебузы крупной дробью.
— И убил?
— Ни одна дробинка не попала.
— Чудо! Вот бы мне такую ладанку!
— Правда?.. И вы бы стали ее носить?
— Конечно. Коли она защитила собаку, то уж... Впрочем, я не уверен, не хуже ли еретик собаки... Я имею в виду собаку католика....
Госпожа де Тюржи, не слушая его, проворно расстегнула верхние пуговицы своего узкого лифа и сняла с груди золотой медальон на черной ленте.
— Возьмите! — сказала она. — Вы обещали ее носить. Вернете когда-нибудь потом.
— Если это будет от меня зависеть.
— Но вы будете бережно с ней обращаться?.. Не вздумайте кощунствовать! Обращайтесь с ней как можно бережнее!
— Ее дали мне вы, сударыня!
Госпожа де Тюржи протянула ему ладанку, он взял ее и повесил на шею.
— Католик непременно поблагодарил бы руку, отдавшую ему этот священный талисман.
Мержи схватил руку графини и хотел было поднести к губам.
— Нет, нет, поздно!
— А может, передумаете? Вряд ли мне еще когда-нибудь представится такой случай.
— Снимите перчатку, — сказала она и протянула ему руку.
Снимая перчатку, он ощутил легкое пожатие. И тут он запечатлел пламенный поцелуй на ее прекрасной белой руке.
— Господин Бернар! — с волнением в голосе заговорила графиня. — Вы будете упорствовать до конца, ничто вас не тронет? Когда-нибудь вы обратитесь в нашу веру ради меня?
— Почем я знаю! — отвечал он со смехом. — Попросите получше, подольше. Одно могу сказать наверное: уж если кто меня и обратит, так только вы.