Хроника двойного контракта
Шрифт:
Моя бессмысленная езда по ночному городу длилась уже четыре часа.
Когда я приехал от Шкурко в свою комнату и включил телевизор, я понял, что находиться один на один с самим собой не смогу. Можно было поехать к Барану и там забыться. Там бы это получилось легко — в окружении бутылок водки местного разлива и нескольких неприхотливых девиц. Можно было поступить еще проще — купить за полсотни «зеленых» пузатый графинчик «Камю» и распить его в более спокойной обстановке, с соседом по квартире Сергеем Сергеевичем — отставным летчиком гражданской авиации. И тот и другой варианты были реальным шансом забыться до 'завтрашнего утра. На худой конец можно было поехать к Рите. Но все это являлось продолжением последних двух дней и так или иначе подводило бы меня к мысли о завтрашнем дне.
Четыре часа назад я раздавил окурок последней сигареты в пепельнице, выключил телевизор и вышел из дома. До стоянки — пять минут быстрой ходьбы. Я дошел за двенадцать…
…За последние полтора часа меня уже трижды останавливали бдительные сотрудники Госавтоинспекции. Еще бы. Три часа ночи. На дороге нет ни одного транспортного средства, за исключением «Хонды-Цивик», которая движется со скоростью сорок пять километров в час. Подозрительно? Безусловно.
Документы? Пожалуйста…
Куда еду? А вам обязательно нужно это знать?..
Наркотики, колюще-режущее оружие? Нет, не имеется…
Ах, вы меня хотите «пробить» по информационной базе данных? Валяйте, «пробивайте»…
Что, в «базе» нет моих данных? Серьезно? А я знал, что их там не будет. Как — почему? Потому что я бывший сотрудник органов… Голову морочу?.. Это я вас остановил? В три-то часа ночи? И стал про оружие спрашивать, да? Спасибо большое за предупреждение… Нарушать в дальнейшем ничего не буду. До свидания…
Господи, хоть с ними-то по-человечески поговорить! Всего пять минут с ними поболтал, а уже почти про все гнетущее забыл!
Хватит «утюжить» центральные дороги… Сейчас опять остановят и снова, как в болезненном сне, начнется одно и то же. Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Содержание и того, и другого я знал наизусть.
Я вывернул руль влево, съехав с улицы в неосвещенный переулок, и почти уперся бампером в небольшую тень. Иногда скорость в двадцать километров в час и реакция водителя позволяют сохранить хорошее настроение всем участникам дорожного движения…
Остановившись, я опустил стекло пассажирской дверцы.
— Горя хочешь? — Мой штатный вопрос во внештатных ситуациях.
Маленькая тень отрицательно покачала своей верхней частью.
— А чего хочешь?
К капоту робко шагнуло создание лет двадцати двух от роду, пытаясь в позе пингвина сохранить тепло в своем теле. Плащевая куртка с рукавами, как у петрушки, джинсы, кроссовки…
— Домой хочу…
— А ты знаешь, что в это время суток по этой дороге только я проезжаю?
— А я вас и жду…
Гм…
Пока она усаживалась на переднее сиденье рядом со мной, я ее как следует рассмотрел. Если хочешь составить истинное мнение о человеке, посмотри на обувь, которую он носит. Безошибочная теория трех факторов. Во-первых, «идет» она ему или нет. Во-вторых, ее происхождение. И, в-третьих, уход за ней. Говорят, глаза — зеркало души… Ничего подобного. Зеркало души — обувь. Поэтому, когда я вижу заляпанные позавчерашней грязью тапочки, рожденные от внебрачного союза «адидас» и «шанхайшвейпосылторга» в гарнитуре с брюками от строгого двубортного костюма, то этот мужик в моих глазах — в зеркале моей души — обречен. С женщинами — то же самое… Но сейчас было все иначе. Аккуратные, истинно «закордонные» кроссовки «Пума», джинсики оттуда же… А рукава куртки, как у петрушки, это так, камуфляж. Это не рукава, как у петрушки, а руки, как крылья у пингвина. От холода…
— Ну, что ж… — задумчиво начал я разговор, снова выезжая на центральную улицу. — Тогда давай знакомиться. Я, в отличие от тебя, совсем не ожидал никого встретить за тем поворотом.
— Я тоже уже никого не ж-ждала…
Бросив косой взгляд на еще не отошедшую от ночного холода девушку, я включил печку.
— Виктор. — Я не глядя протянул ей ладонь.
— Ирина… — Мне в руку легла маленькая ледышка.
— И что же мы делаем, Ирина, в пятом часу утра в той части города, которая кишит наркоманами, а равно — насильниками, грабителями и хулиганами?
— Разве? — удивилась девушка. — Ни одного не увидела за тот час, пока стояла.
— Повезло, — заметил я, как бы опровергая свою же мысль насчет «кишения».
— Это им повезло. — Девушка улыбнулась.
— На самом деле?
— Конечно! — Ирина рассмеялась. — Я член сборной Украины по айкидо. Вот тебе и пингвин-»петрушка»…
— И, потом, — продолжила она, — чего мне было бояться? Я знала, что за мной обязательно приедет принц под «алыми парусами».
— «Хонда» — вишневая, — возразил я.
— Это — ночью. А под солнцем она — алая. Пусть так… Я не против.
— Куда вас доставить, моя принцесса?
— На вокзал… — вздохнула девушка.
— Вас там ждет команда с тренером, чтобы возвращаться на «вильну Украйну»? — Я даже немного расстроился, догадавшись, что это неожиданное во всех отношениях знакомство скоро закончится.
— Поезд до Москвы — в восемь часов. А оттуда — домой…
— И мы никогда больше не встретимся в каком-нибудь темном переулке?
— Ну, если, конечно, ты не приедешь в Харьков, не засидишься в гостях у друга, не выйдешь в три часа ночи на улицу, чтобы поймать такси, и мимо не буду проезжать я…
— У меня нет в Харькове друзей. — Я вздохнул, поняв несостоятельность такой идеи с первого пункта. — А я?
Удивившись, я посмотрел в ее широко раскрытые глаза. В них не было ни капли кокетства, какое бывает при первом случайном знакомстве…
Странно, Ломакин, что это с тобой?.. Кажется, впервые в жизни ты не знаешь, что ответить? Девушка посмотрела на меня и рассмеялась уже привычным для меня приятным смехом.
— Запомни! Ровно через неделю я буду сворачивать на машине с улицы Объединения на улицу Доватора. Это будет в Харькове, ровно в три часа ночи, ровно через неделю! — Ирина задорно бросила взгляд на простреленный рукав моей куртки. — Там и посмотрим — встретимся или нет…
…Уже в качестве друга Иринки я помог ее друзьям затащить сумки в поезд, следующий в Москву…Давно скрылся за поворотом вокзала последний вагон состава, а у меня перед глазами все еще стояла милая девушка по имени Ирина, прижимающая к окну ладони и не скрывающая разлуку в глазах…
Я надел черный костюм и повязал черный галстук под воротником белой сорочки. Так принято. Похороны — это констатация факта. Это переход из мира света в мир тьмы. В мир, где нет контрастов. Мы, живые, находясь на кладбище, должны подчеркивать этот контраст между черным и белым, между светом и тьмой…