Хроника гениального сыщика
Шрифт:
– Эту ручку Аркадию лично подарил сам президент РФ. После триумфального выступления ансамбля в Спасской башне на именинах управленческой вертикали.
– Тогда все ясно…
– Ни хрена не ясно! Почему он обратился не на Петровку, 38, а ко мне, частному сыщику?
– Ваша харизма! – пальцами я нарисовал над головой нимб.
– Избавьте меня от лести. Читайте…
Рябов вынул из кармана радужный постер.
Близоруко щурюсь: «Выступление ансамбля Газпрома «Вертикаль» в ресторане «Аллигатор» на Баррикадной.
– Уже завтра?
– Петя, милый вы мой человек, почистите и тщательно смажьте браунинг. Сердцем чую, здесь ведется двойная игра. Сначала же мы должны посетить офис.
Прибыли на станцию Международная. Едем в скоростном серебристом лифте на 44-й этаж. Ощущение будто в Чикаго. Ну, как-то не вяжется с этими небоскребами провинциальная Большая Ордынка, скромный мавзолей дедушку Ленину, пасторальное Лобное место…
Охранник в очках с чудовищными диоптриями долго и подозрительно сличал наши паспорта с подошедшей натурой. Позвонил секретарше А. В. Салямского. Кивнул:
– У него сегодня банный день. Но вас примут.
– Что значит банный день? – автоматически я проверил бегунок зиппера.
Секьюрити лишь подкрутил седой ус.
Идем по кроваво красной дорожке офисного коридора. По стенам, будто в Третьяковке, развешены картины. На них же, с завидным постоянством, лишь два сюжета. Хрупкий кораблик, скачущий по волнам бурного моря. И белая кобыла, вымахивающая из дремучего леса.
– Двойная игра! – вспомнил я вещие слова сыскаря.
За дверью нужного нам кабинета № 23 мы услышали плеск воды.
Стучим.
– Открыто… – ответствует кто-то баритональным басом.
Дергаем ручку и… обалдеваем.
В центре зала располагается большой медный таз. В нем же, совершенно нагой, находится гражданин А. В. Салямский.
Чуть в стороне подбоченился лысый грузин, точнее, не подбоченился, а держит наизготовку белоснежный махровый халат.
Аркадия Владимировича с материнской старательностью намыливают две дамы. Одна лет 50-ти, с черными крашеными волосами. Другая чуть за 30-ть, натуральная блондинка с истощенным стервозным лицом и белобрысыми усиками.
– Господа, что же здесь происходит? – не удержался я от всполошенного вскрика.
– Все нормально… – скалит зубы Салямский. – Дело в том, что я потомственный дворянин. На гербе же моей фамилии банная шайка и березовый веник. Так что я не изменяю традициям предков. Особо доверенные мне лица всегда меня купают по пятницам.
– Для этого же есть баня? Наконец, домашняя ванна? – подмигнул Рябов.
– Побойтесь бога! – вскрикнула брюнетка, старательно намыливая петушок Салямского, тот же, покорный весенним законам, мускулисто воспрял. – Это же ритуал. Своеобразная месса.
– Можно смывать, – улыбнулся Салямский.
Блондинка полила на голову шефа из голубого фаянсового кувшина.
– Уф! – засмеялся Салямский. – Хорошо…
– Товарищ Магомедов, полотенце! – строго произнесла брюнетка.
Сноровистые руки фемин до красноты растерли дебелое, с пузиком, тело.
– Теперь живенько нам приготовьте арабское кофе и коробку кубинских сигар, – распорядился Аркадий Владимирович. А ты, Заруб Махмутович, тащи холст и краски. Намечается дело.
Моя рука автоматически проверила наличие браунинга в потайной кобуре.
Салямский облизнулся:
– Все картины здесь кисти Заруба. Он с отличием закончил Строгановское училище. Кстати, его мои родственники и основали. Так вот… Заруб Махмутович у меня на должности подавальщика полотенца. А также поет небольшие партии в моем ансамбле баритональным басом.
– Почему партии небольшие? – подобрался Рябов.
– У него девичья память. Изъясняется почти исключительно кистью.
Аркадий Владимирович облачился в черный костюм, в белую накрахмаленную рубашку с красным галстуком. Мы заперлись в небольшом уютном кабинете, из окна от пола до потолка роскошный вид на Москву-реку.
Закурили гавану, запивая элитный дымок арабским свежемолотым кофе.
– Кого подозреваете? – вкрадчиво осведомился Рябов.
Салямский глянул с трогательной детской беззащитностью:
– Всех и… никого.
– Но все же, все же?! – заволновался я, акушер второго разряда, Петр Кусков.
– Давайте говорить, как дворяне, – исподлобья глянул на нас. – Надеюсь, вы дворяне?
– Обижаете! – с горловым клекотом вскрикнул я, припомнил, что папа мой служил электромонтером, а матушка тянула лямку потомственной прачки.
– Тогда нормально… Понимаете, господа, у нас в «Вертикали» дружный сплоченный коллектив. Каждое воскресенье корпоратив. Мы играем в кегли и поем караоке. К тому же, все женщины в этом коллективе – мои любовницы.
– Так-таки все? – поперхнулся я дымом.
– Вы двух уже видели. Черненькая – это Галина Алексеевна. Блондинка же – Елена. Отчества не помню. Кстати, они тоже дворяне. Столбовые.
– А Заруб? Что вы скажите о Зарубе Махмутовиче? – резко, наотмашь спросил Рябов.
– За него не ручаюсь. Он художник. В голове сквозняк. Всегда несколько в неадеквате.
– Каких ваших сожительниц мы еще не видели? – сглотнул я горькую от кофейных крошек слюну.
– Да была тут одна малолетка. Зоя. Она соскочила. То есть, уволилась.
– Любопытно… – скрестил Рябов руки.
– И ведь зарплаты у всех преогромные! – вскрикнул Салямский. – С пятью нулями. Зачем же красть со стола?
– Газпром вас не обижает… Кхе-кхе! – откашлялся я, во рту першило.
– Дело тут не в зарплате, а в вертикальном шкафе.
– В чем? – изумленно вскрикнули мы в унисон с Рябовым.