Хроника гениального сыщика
Шрифт:
– Он в моей комнате отдыха. Пойдемте.
Свернули в боковую дверь.
Комнатка небольшая, метров шесть квадратных. Застеленная солдатским одеялом кушетка, колченогий табурет и тяжеловесный шкаф из мореного дуба. Ручки заменяют две оскаленные львиные морды.
– И что же, этот шкаф какой-то волшебный? – иронически выгнул я бровь.
– Подарок самого Алексея Мюллера, председателя совета директоров Газпрома. Презентовал на мое сорокалетие. Шкаф из апартаментов Бурбонов. Тех самых, коих сверг Наполеон
Я взялся за мордочку. Потянул. С мелодичным скрипом шкаф отворился. Оказался оглушительно пуст. Мы лишь увидели темные стенки, изъеденные неугомонным жуком-короедом.
– Именно этим вы хотели нас удивить? – хмыкнул Рябов.
– Закрывайте. А теперь я.
Салямский нежно взялся за льва. На этот раз дверца не заскрипела. На нас же, просто как из рога изобилия, хлынула наличность. Радужные еврики, баксы, рубли… А стенки на этот раз оказалась солнечно светлы, нигде не тронуты подлым короедом.
– Это фокус такой? – перекатил Рябов кадык.
Арсений Валерьевич протянул мне новехонькую пачку евро, одна к одной, соток.
– Пощупаете? Взгляните на просвет. Настоящие. Причем все это богатство появляется, когда открываю именно я. Спасибо господину Мюллеру. Кстати, он тоже дворянин. Маркиз или барон. При личной встрече уточню обязательно.
– И с таким шкафом вы тяните суетливую канитель с «Вертикалью»? Зачем вам этот ансамбль? – почесал я затылок.
– Мюллер сказал, если я вздумаю покинуть «Вертикаль», то шкафчик он заберет.
Салямский закрыл дверцы.
Я не удержался, резко отворил его.
Пуст!
Стенки изъедены жуком до трухи, жалкого тлена.
– Так где же эта Зоя, уволенная? – с горловым клекотом вопросил Рябов.
– Откуда мне знать? Эта юная сучка отвергла даже орал! Могу ли я держать такого сотрудника?
Вышли из небоскреба на улицу.
– Забавная конторка… – пробормотал Рябов.
– Забавный шкаф! – вскрикнул я.
– Постойте! – слышим позади.
Оглядываемся.
Нас догоняет Заруб Махмутович. Лысоватый, с брюшком, трогательный в своей тщетной попытке стремительно перемещаться в пространстве.
– Я эту поганую ручку стырил, я! – Заруб смахивает со лба налитой жемчуг пота.
– Какого черта? – шепчу я.
– Это месть! Салямский сгубил мою карьеру… Ручку я выбросил в очко дощатой уборной. У себя на даче, в Перловке.
Идем по Багратионовскому мосту, справа и слева открываются просторные виды на Москву-реку. Молчим. Размышляем.
Рябов стопорнул возле киоска с нарезным оружием. Калаши, стечкины, макаровы, гранатометы… Только на прошлой неделе Госдума разрешила свободную продажу любого оружия.
Заруб хватает меня за локоть:
– Остановите Салямского! Он безумен.
Рябов попросил показать ему автомат «Узи». С наслаждением, как роскошную женщину, ощупал его. Скосился на Магомедова:
– Мы с нетерпением ждем продолжения вашей исповеди.
– Видели по стенам в офисе кораблики и белых кобыл?
Рябов в шутку прицелился в Заруба:
– Дальше?
Художник с раздражением отвел дуло:
– Заставляет меня с маниакальным упрямством рисовать только эти сюжеты. А я же закончил Строгановку! С красным дипломом. Мнил себя вторым Глазуновым.
– Так рисуйте другое. Для себя. Для души, – посоветовал я.
– Не могу! Меня будто заклинило. Зарплата-то у меня с пятью, иногда даже с шестью нулями.
– Мы в курсе… – Рябов отдал продавцу «Узи», попеняв на излишнюю жесткость курка. – Я о зарплате.
– А может, меня заговорили. Есть подозрение, что Галина Алексеевна и Елена, не помню отчество, ведьмы. Причем ведьмы черные. Выполняют деликатные поручения Аркадия Владимировича.
– Это шутка? – оскалился Рябов.
– Пойду я, – громово высморкнулся в клетчатый платок Заруб. – Надо рисовать очередную блондинистую кобылу. У меня же семь своих детей и девять внебрачных.
Товарищ Магомедов на заплетающихся конечностях побрел, обернулся:
– На корпоратив он вас пригасил?
– Придем и без приглашения, – выпятил я подбородок.
– Не выдавайте меня. Я сам признался.
– Могила… – добродушно осклабился Рябов.
Прошли мост. Спустились к громадине ТД «Европейский».
– Сейчас скачаем в «Ютубе» выступления «Вертикали». Вертикальный же шкаф, скажу откровенно, меня напряг.
– Двойная игра… – прошептал я.
Дома мы с Рябовым по очередности приняли пенную ванну с лепестками лотоса. Просушили волосы китайским феном. Выпили по чашечке крепчайшего зеленого чая. И сразу же приникли к могучим сетям интернета.
Честно говоря, ролики ансамбля «Вертикаль» оказались, как говаривал Зощенко, маловысокохудожественными. Солисты, широко разевая ротовые пазухи, контрастно освещенные софитами, пели:
Вертикаль – ты отец нам и мать. Вертикаль – ты дала нам на хлеб и на соль. Вертикаль – славу тебе будем петь Мно-о-о-ого лет!– Тошнотворное зрелище… – поморщился сыщик. – И надо же так с потрохами продаться?!
– А мне голос Галины Алексеевны пришелся по душе, – возразил я. – Славный такой мальчишеский дисконт. А вот Елена явно дала петуха. Не попала ни в одну ноту. И я не въехал, поет ли сам дворянин Салямский или же только пасть разевает?