Хроника города Леонска
Шрифт:
Но рождение сына как будто свело с ума Ивана. А Жанна стала до предела чувствительной и настороженной. Что-то разладилось у двух влюбленных, какая-то пружина в обоих дала обратный ход. Первый год жизни лучезарного Марка стал годом страданий для его родителей. Как будто он отнял у них радость жизни. Не было никаких скандалов, никаких сцен, но все знали, что Иван и Жанна живут как на углях. У них не было сил поговорить, выяснить отношения, все катилось в бездну. Но за пару дней до дня рождения Марика, когда малышу должен был исполниться год, его родители смогли посмотреть в глаза друг другу и решиться на откровенный разговор. Они уехали из дома на целый день и вернулись затемно. Никто их не видел, нянька,
Марика забрали Валерия Петровна и Константин Бернардович. Через неделю Антон усыновил Марка. А тот в эти страшные дни как будто просветлел – и радовал всех веселыми проделками. За четыре года, прошедшие с тех пор, он ни разу никого не спросил об Иване и Жанне – хотя их фотографии стояли в доме Вульфов на самых видных местах. Антона и Линду он звал без всяких оговорок папой и мамой, и прозорливая Валерия Петровна только диву давалась. Тем более что смерть деда Марик пережил, кажется, тяжелее всех. Он молчал два месяца, разглядывал альбомы по искусству и словно нехотя играл с Чино, тоже молча.
Но наше время на семейную справку кончилось. Пора войти в дом Вульфов следом за бабушкой, внуком и львом.
– Бабушка, можно я дам Чино поесть?
– Конечно, ты же знаешь, где лежит его корм.
Лёвчиков кормили, ясное дело, мясом. Но в последнее время какая-то немецкая фирма по заказу леонских бизнесменов, столь же обожающих своих питомцев, как и все остальное население нашего города, разработала волшебные шарики «леовита», и в буфетах леончан стояли коробки с броскими рисунками, из которых утром и вечером мурлычущие кошечки получали свои лакомства. Чино в ожидании вечерней трапезы сел в выжидательную позу. Даже не облизнулся, настолько хотелось есть.
Стоило Марику насыпать Чино в плошку горстку леовиты, как зазвонил телефон.
– Ой, мамочка, добрый вечер! Я тебя забыл спросить, где вы в этот раз живете.
– Марик, милый, подожди. Скажи, как у тебя сегодня прошел немецкий?
– Мамочка, не беспокойся, я все выучил, и стишок Гёте про розочку тоже хорошо помнил. Он такой смешной! Фройляйн Фрида мне спела три куплета под пианино. Такая милая песенка у Шуберта! Но все-таки, где вы живете?
– Мы живем опять в Маре. Только в прошлый раз на улице Фран-Буржуа, а теперь на Старой Храмовой…
– Рю Вьей дю Тампль, да? Вы живете ближе к рю Риволи?
– Да, всего полквартала.
– Ой, ты помнишь, там на углу такая красивая гостиница «Бомарше», в холле обои в цветочек, лампа с желтым светом, и стоит старинная арфа…
– Да, ты все правильно помнишь.
– А как дела у папы?
– Он остался в университете. Лекция прошла прекрасно. Было много вопросов. А как бабушка?
– Мы гуляли сегодня, как обычно, погода прекрасная. Скоро уже пойдем в гости к Соне. Жалко, что вас нет. Но ты же знаешь, что у нас назревают неприятности…
– Марик, милый, мы скоро приедем, и тогда ты все расскажешь.
– Мама, ты не понимаешь, это очень важно!
– Хорошо, хорошо, только позови бабушку, я ей хочу сказать несколько слов.
Валерия Петровна только того и ждала. Но она и виду не подала, что рвалась к телефону: в семье Вульфов все отличались необычайной выдержанностью, особенно после трагедии с Иваном. Что бы ни происходило, ни мимикой, ни жестом своих чувств не выдавали.
– Линда, добрый вечер! У тебя веселый голос.
– Да, все хорошо. А у вас?
– Все в порядке. Вы вернетесь домой, как собирались?
– Да, через неделю.
– Ну хорошо. Будем ждать.
– Ты ничего не скрываешь?
– Нет, все в рамках приличий. Ничего неожиданного.
– Тогда всего вам хорошего!
– Целую!
Марик уже ушел к себе в комнату и сел читать. Огромный альбом с описаниями динозавров, который ему подарили на день рождения, был открыт на самом страшном месте. Наевшийся Чино лежал на диване рядом с Марком и нежно мурлыкал.
Глава 7
Собачья площадка
Когда наши трое из дома на улице Фихте пришли к Соне, там собралось уже довольно много народа.
Приехав в Леонск, мы с Соней сняли дом на Набережной, который к тому времени стоял свободным. Соня заняла верхний этаж, а я расположился на нижнем. Я понимал, что мы должны быть рядом, но не вместе. Время шло не в мою пользу, мне в момент приезда в Леонск было шестьдесят шесть лет, и я не хотел впоследствии стеснять Соню своим старческим присутствием. Но я точно знал, что мы проживем здесь долго.
Соня сделала верхнюю часть дома по своему вкусу. Хотя она занималась Достоевским, но по стилю интерьера метила в сторону пушкинской эпохи. Поэтому она устроила и будуар с синими стенами, оттоманкой и секретером, и кабинет с обширнейшей библиотекой и классицистскими бюстами, и огромный зал с мебелью из карельской березы, в котором можно давать знатные балы. Балов Соня не устраивала, разве что на Новый год, а вот так называемые «вечеринки» она закатывала регулярно, если ничего не мешало, раз в неделю. Сюда приходила, конечно, одна и та же публика, но чтобы не появиться здесь в назначенный час, нужно было иметь весомые объяснения. Сорок-пятьдесят человек всегда приходили сюда, чтобы съесть шведский гороховый суп осенью и зимой или угоститься чудесными леонскими пирогами весной и летом. Впрочем, летом, в июле и августе, вечеринки уходили в отпуск вместе с хозяйкой.
На Сонином этаже была еще одна комната – она называлась «Собачья площадка». Потому что там на время вечеринки селились лёвчики. Леончане пользовались возможностью снова свести поближе своих питомцев. А Соня, у которой, одной из немногих в Леонске, своих лёвчиков не было, завела такой порядок во искупление собственного греха. Вскоре после того, как мы приехали в Леонск и уже обосновались в нашем доме, Соня взяла на время по просьбе своей коллежанки Фридрун Хохайзель, из Инсбрука, ее лёвчика по имени Нико. Он по породе был «бруни», а по характеру лизунчик. То есть вел себя тихо, за любую помощь готов был излизать тебя от темечка до пяток, но чуть что впадал в неимоверную депрессию. Соня не до конца поняла, какую ответственность она на себя взяла, приютив Нико на целый месяц. Конечно, без присмотра он не оставался – у Сони была домработница, она ходила с Нико на Золотое поле, кормила его обильно и вкусно (тогда «леовиту» еще не придумали), разговаривала с ним и всячески обихаживала его. Но сама Соня от лёвчика полностью отстранилась – она недопонимала не только биологическую природу этих зверьков, но и их неразрывную связь с человеком. Соня держала лёвчиков за кошек, которые, как известно, живут своей жизнью. Но Нико, взрослый лёвчик, был избалован своей тонко чувствующей хозяйкой: зная его склонность к мерлехлюндии, Фридрун читала ему вслух Моргенштерна по-немецки, Хармса по-русски и лимерики по-английски. Вы бы видели, как у него тогда сияли глаза, как он лизал ноги Фридрун! А Соня ничего этого знать не хотела, дел у нее на кафедре был непочатый край, еще она и публичные лекции читала, и театру по мере сил помогала, и в местном литературном журнале играла не последнюю роль. Какие тут лёвчики!