Хроника карантина 2020

Лазарев Максим

– Да, конечно! Мы придём завтра.

– Нет-нет!!! Что вы?! Врач сказал – две недели покоя. Как он встанет, первым делом найдёт вас.

На этом запись обрывалась.

– Ты знаешь, я уже просто не могла уже. Ещё чуть-чуть, и я бы расхохоталась. А они ещё минут десять что-то обсуждали у нас на лестничной клетке, потом стащили кактус с подоконника и ушли.

– Замечательно, а говоришь, не умеешь смешить. Я от души посмеялся. Кактус не жалей, у тебя их много. Они, наверно, его уже съели на ужин.

Жена улыбнулась и задумчиво проговорила:

– Кактус мне не жалко. На здоровье. Меня удивило другое, как это они Артура уговорили?!

– Ну тут-то как раз всё понятно. Четыре часа близкого общения в замкнутом пространстве. Ты представляешь, сколько там оставалось кислорода уже через полчаса! А Артур Абрамович выдержал целых четыре! Вот что значит гены. У него, наверно, историческая генетическая прививка на газовые камеры. Я бы не выдержал и часа. Если бы ты только знала, что это за букет ароматов… – он задумчиво посмотрел куда-то в пустоту, будто вспоминая. Потом нервно передёрнул плечами и произнёс:

– Ну что? Пойдём дальше по списку? Говоришь, правление хотят собрать, а без меня не могут набрать кворум для этого паноптикума? А давай позвони, пусть завтра созывают.

И заливисто расхохотался.

Шёл восемнадцатый день карантина…

День 19-й (15 апреля)

Он стоял на балконе и курил. От прекрасного утреннего настроения не осталось и следа. И причиной был не мелкий колючий снег, который кружил вокруг, норовил попасть в глаза и, прилипнув к окну, сползал по стеклу тонкими вялыми струйками. И ветер, совсем не апрельский, как будто чужой и нездешний, тоже не был тому причиной. Тем более этой причиной не была жена, которая подошла, взглянула на его застывшее лицо и, ни слова не говоря, ушла. Да он и сам, если бы его спросили, в чём причина, не смог бы вот так сразу, в двух словах объяснить. Наверно, он начал бы издалека, из очень-очень далёкого далека. Наверно, пришлось бы рассмотреть все три тысячи лет истории страны, всё, что особенно повлияло на то, как эта самая страна росла, взрослела и вообще жила эти три тысячи лет. Безусловно, он бы начал нервничать и горячиться, захотелось бы сразу выпить. Потому как разобраться во всем без пары бутылок вряд ли возможно. А после пары уже и не нужно.

Он просто курил. В голове уже в который раз прокручивались события прошедшего дня…

День начинался спокойно, даже скорее умиротворённо. Утренний завтрак с женой, телефонный разговор с мамой, потом с сыном. Просмотр новостей с различных сайтов. С утра даже проглядывало солнце, даря надежду на скорый отъезд на дачу. Но потом будто кто-то взмахнул палочкой, пожелав сменить картинку мягкой пасторали на чернушный НТВэшный сериал. И понеслось.

Зазвонил телефон, и голос на том конце проговорил:

– Максим Викторович, сегодня в двенадцать Добродольский хочет приехать к вам. Он везде доказывает, что вы не до конца выполнили акт и должны снести ещё и помещение проходной и тамбур и ещё что-то, одним словом, он знает, что вас нет на работе, и хочет показать власть, – это был его человек в префектуре, и он так ненавидел своих «отцов-начальников», что, увидев в его лице человека, который готов бороться с беспределом чиновников, с радостью сливал ему информацию.

Он посмотрел на часы. Естественно, не успевал. Да если бы и успевал, не поехал бы. И дело было даже не в пропусках и безопасности семьи, хотя и это останавливало, главным было то, что он боялся: не сдержится и сегодня точно убьёт эту мразь. Сразу вспомнилось, как два года назад это животное явилось к нему в первый раз…

В кабинет вошёл маленький, щуплый, в сутенёрской куртке с песцовым воротником и брючках в обтяжку человечек. Аромат женских духов, маникюр и грация движений не оставляли сомнений в его сексуальной ориентации. Рыжие волосы и лицо близкого родственника Шарикова делали его образ законченным. Оставалось только поставить на лоб печать, вызвать охранника и отправить его в барак на зону, развлекать ночами лишённую женского тепла публику. Пробубнив быстро казённое, без интонаций и пауз «Здрасьте, я сотрудник префектуры Добродольский Сергей Александрович», это нечто не стало размазывать вокруг да около, а с ходу заявило:

– Я назначен на место Антона, и, в отличие от него, я добьюсь чтобы вас снесли. Но есть выход. И он очень даже простой. Миллион. Я дам номер карты. Что скажете?

От такой возведённой в ранг существования наглости и от самого гротескного образа чиновника новой формации он даже рассмеялся.

– Секунду.

Максим встал из-за стола, прошёл к двери и повернул ключ. Вернулся и, резко схватив человечка за затылок, смачно приложил его мордой лица о стол. Раздался не то хрип, не то визг, перешедший в плач. Человечек вскочил и, размазывая сопли вперемешку с кровью, заорал:

– Вы что себе позволяете? Да я вас! Я вас посажу! Вы не знаете, кто я и откуда. Я снесу тут всё у вас!

Слушать визги было противно и быстро надоедало, он опять встал, подошёл к человечку и, схватив его за горло так, что у того стали вылезать глазные яблоки и посинели губы, сказал, чётко и медленно выговаривая каждое слово:

– Слушай сюда, пидорас. Если бы у тебя были мозги, то ты сначала бы навёл обо мне справки. Но мозга у тебя нет. Есть только раздолбанное очко. Вот его включи и слушай. Если ты, мразь, ещё когда-нибудь зайдёшь ко мне в кабинет, не постучавшись и не спросив, можно ли войти, я тебе отстрелю яйца, вложу тебе в руку ножик и нажму кнопку вызова ментов. И скажу, что ты, агрессивный гомосек, напал на меня, а я оборонялся. И поверь мне, я тебя, чмо, посажу. Второе. Мне плевать, кто тебя воткнул на эту должность и кто тебя имеет на ней. Но мой тебе совет, постарайся о нас забыть.

Человечек упал на пол, захрипел и, размазывая кроваво-сопливую смесь, выскочил из кабинета, даже не обращая внимания на большое пятно, расплывавшееся у него между ног. Это было два года назад. И человечек не попадался ему на глаза. Да, он вредил, гадил как мог, но издалека. Он даже осмелился один раз приехать, но, как будто зная, а скорее всего, точно зная, что не застанет его и сможет безнаказанно третировать арендаторов и запугивать охранников. И вот сегодня с утра он объявился опять. Грустно было даже не само явление этого животного, грустно было то, что в ситуации, когда в городе, в стране реальная беда, когда непонятно, что и как будет дальше и будет ли вообще, когда высокая власть ломает голову, как со всем этим справиться, вся эта чиновничья мерзота, которой абсолютно наплевать и на страну, и на город, да на все абсолютно наплевать, кроме своей задницы и бабла, – вот эта самая мерзота рулит в стране. И чем сложней, чем хуже ситуация, тем раздольнее и вольготнее чувствуют они себя. Тем наглее и циничнее воруют, тащат, гребут, при этом насмехаясь над всем остальным быдлом.

И нет у этих «управленцев нового поколения» никакой совести, никакой чести, никакого достоинства. Нет в них ничего, что делает человека человеком. Да, чиновники всегда в России воровали. Да, их пачками вешал Петр и колоннами расстреливал Иосиф Виссарионович. Да, всегда так было. Но вот это новое поколение, «поколение пепси», выращенное за тридцать лет либеральной демократии, – это нечто! И тут уже не хватит ни магаданских лагерей, ни виселиц. Только стрелять, стрелять и стрелять. Из пулемёта. А если нет, то тогда и стране будет «НЕТ». Не будет страны. Растащат её всю, как почти до нуля растащили в девяностые. Развезут по Лондонам и Лозаннам. Разорвут на куски, выпьют всю кровь, и не будет страны. А делать, похоже, некому. Ни сажать, ни стрелять. Потому что нет у президента кадров. А «кадры решают всё». И если их нет, то сколько ни тасуй Шойгу с Лавровым, хоть кверху ногами их поставь, ничего не изменится. Нет кадров. Нет. И поэтому правят сейчас в стране не Путин, не Дума, не Мишустин с Шойгу и даже не «всесильные олигархи», правит сейчас Россией вот этот маленький, щуплый, рыжий, мерзкий педераст Добродольский. И сотни тысяч его клонов по всей стране.