Хроника лишних веков
Шрифт:
– Чего у тебя сгорело-то?
– Голос пожилого.
Мой медиум ответил совершенно непонятным словом... кажется, "монитор" или "манидор".
– Еще по одной?
– спросил медиум.
– Ну давай.. и все...
– покомандовал пожилой.
– Эту за победу.
– За какую?
– явно не сообразил медиум.
– Как за какую?!
– миролюбиво возмутился пожилой.
– За нашу. Нынче наши ваших дерьмократов покоцают.
Это не ляп, не опечатка. Клянусь, так и было сказано: "дерьмократов".
–
Я похолодел: что это, гражданская война на 70 лет затянулась?! И теперь, кому от скуки не лень, уже ставки делают?!
– А так... пожалуйста... За победу так за победу...
– явно ради конспиративного смирения согласился медиум.
– За правильную победу.
Снова тишина и кряхтенье.
– Будет пока...
– подвел итог пожилой.
– Ты тут еще долго?
– Сейчас разберусь с поломкой. И поеду, - пообещал медиум.
– Ты там поосторожней, не подставляйся, - предупредил пожилой.
– Дури у всех много. И у моих, и у твоих.
Если это и гражданская война, то явно какая-то бутафорская, успокоил я себя.
Шаги двинулись мимо шкафа, голоса простились, негромко хлопнула входная дверь, свет в щели передо мной померк.
Прятки, однако, не кончились. Еще минут пять я томился в шкафу, недоуменно прислушиваясь к нервным перебежкам, чертыханью, стукам падающих предметов. Вертикальная щель передо мной вспыхнула снова. Я не вытерпел и чуть-чуть оттолкнул дверь. Свет был очень бел, ярок и неприятен.
– Опасность миновала?
– тихо спросил я.
– Да, конечно!
– панически зашептал потомок.
– Выходите, выходите!
Он был взлохмачен, красен и весь в поту, глаза мутно сверкали. Он был одет в блеклую клетчатую сорочку, голубые и страшно выцветшие брюки и какие-то явно спортивного назначения тапочки.
– Извините, - затрепетал он, улыбаясь столь же панически.
– Пришлось ему налить, а то началось бы... Ну и самому пришлось... Да и с вами тут с ума сойти можно. А вы не хотите?
Что-то не хотелось. Совсем. Я отказал.
– С дороги-то?
– ошалело настаивал мой медиум.
Нужно было рассмеяться, показать себя живым человеком, а не призраком. Только мой смех как будто напугал его - улыбку скосило набок, ресницы снова затрепетали.
– Может, я чем-нибудь помочь могу?
– Он все еще не догадывался о смыслах моего чудесного явления.
Я пожал голыми плечами.
– Может, кому-нибудь из ваших родственников можно позвонить?
– Вряд ли, - вздохнул я, за миг успев многое вспомнить и о многом погрустить.
– Если и остались какие-нибудь очень дальние родственники или потомки, то уж я никак не выгляжу на все свои сто лет, чтобы смело показаться им на глаза.
– Действительно... вряд ли поверят, - согласился мой возможный правнук и вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, стал лихорадочно раздеваться.
Оставшись в одних узеньких белых... не знаю, как их пристойно назвать... он протянул мне разноцветный ком своей одежды:
– Нате! Примерьте скорей!
Я понял, что у него родился план, и решил не вносить лишней сумятицы.
Брюки обтянули меня вроде рейтуз, но я смолчал. Пока шла эта "примерка", мой медиум, повернувшись ко мне спиной, разглядывал стоявший на столе тот неправильный короб с матовым, слепым и немного выпуклым стеклом на передней стенке.
– Смотрите!
– блеснув сумасшедшим взглядом, пригласил он меня.
Я шагнул ближе. Слепое окошко было поражено крохотным пробоем, окруженным мелкой паутиной расколов... Я вспомнил вагонное стекло со звездочкой пули.
– Глазам своим не верю!
– прошептал волей раздевшийся потомок.
– Что это?
– вежливо спросил я, спокойно своим глазам, чего бы они ни увидели.
– Да я сам не знаю!
– дернул голыми плечами потомок.
– Я писал программу...
– и сдавленно вскрикнул: - Вы же из двадцатого года, ё-маё!
– Спокойно, - сказал я.
– Это не так далеко, как может показаться...
– Как вам объяснить...
– Рука у потомка сильно дрожала.
– В общем, это такая счетная машина... но намного сложнее... Но я представить себе не могу!
– И он опять взялся таскать себя за волосы.
– Я так понимаю, - решил я дать ему легкое слабительное для мозгов, - что я как бы пробил собой эту дырочку и залетел сюда, к вам.
Он замер.
– Вот именно...
– сказал он, наконец признав немыслимое, и улыбнулся.
– Как луч...
"Как верблюд в игольное ушко", - подумал я и сказал:
– Но вот, а вы волновались... Все не так уж страшно и немыслимо. Вы живы, и потолок на нас не рухнул.
– Да-да, - закивал он, - не рухнул... Вам подошло?
Жало всюду.
– Ничего, сойдет.
По телефонному аппарату он соединился с квартирой, имел восторженно-отчаянный разговор со своей супругой, пообещал ей "невероятный сюрприз", попрощался ненадолго, и, приходя в себя, алея щеками, представился:
– Виталий. Фамилия у меня смешная... Полубояр. Я - аспирант, занимаюсь тут...
– и замялся, ища объяснения для дикаря.
– Я все равно ничего не пойму, - упредил я его и представился в свою очередь.
Виталий объяснил, что из этого "закрытого института", в котором он служит, можно выйти только с помощью особого "пропуска", в котором содержится фотографическая карточка предъявителя.
Он выскочил раздетым из комнаты и, стремглав вернувшись, расхохотался.
В полочном отделении железного шкафа у Виталия была припасена смена грубой, рабочей одежды. Из груды старых, обшарпанных туфель он подобрал себе подходящую пару.