Хроника людоеда
Шрифт:
Язычники имели в душе безрассудство восхищаться природой. Но возможно ли христианину, пребывающему в неизменном страхе Божьем питать восхищение к природе? Это немыслимо! Проезжая мимо гор, лесов, лугов, испытываем мы чувство страха, ибо неусыпно помним мы о демонах. Они могут существовать в лесах, чащах, глубинах рек и озер, что за любым камнем можем мы встретить самого Дьявола. Природа мрачна и скрывает много опасностей для правоверных. Однако она же таит в себе соблазн воспевать ее. Но всякий христианин разумеет, что воспевание природы – след язычества.
Природа, коя не преображена трудом и молитвой, наводит ужас на любого христианина. Неосвященная ни молитвами, ни подвигами святых местность – юдоль кошмара и обитель демонов,
Одни города мы проезжаем, в иных останавливаемся для отдыха с пути. Ныне мы задержались в епископстве Пренесте и я записываю строки сии находясь в отведенных мне покоях в епископском замке. Некогда великий и воспетый поэтами град Пренесте, стоящий на склоне горы, ныне целиком весь утопает в мусоре! Нечистоты тут всюду, что в них застревали колеса наших карет. Когда-то целительный воздух Пренесте исцелил развратного Тиберия. Ныне тут находясь, хочется зажать нос, ибо вонь тут в разы хуже, чем даже в Риме. Ныне не верится, что град сей прежде был любимым местом Овидия, Горация и Вергилия.
20 О встречи с королем Гуго Капетом и о том, что нам стало от короля известно
Покинули мы Пренесте, приняв от властей града богатые дары, что и мне достались золотые украшения и богатые наряды. Епископ был весьма недоволен, что Сколари, как нунций папы, затребовал себе крест из золота из церкви Святого Мартина, но перечить не осмелился. Вот, для чего Сколари повелел запрячь еще и пустую карету, ибо едва мы достигли Галии, как она оказалась полной дарами и взятками. Особенно богато одарили нас в Милане и Неаполе.
Галия совершено мне не приглянулась. Мы мало где останавливались, ибо во многих городах, как Орлеан, Каркассон, Безье и Тулуза, свирепствовала чума. Внешний вид городов франков весьма убог и лишен всякого внешнего величия. Близ монастыря Ла Реоль находился королевский замок Кассиньоль, очень удачно расположенный, ибо местность была неприступна для неприятеля, разве что с севера, где к нему примыкает небольшая равнина. Но замок сей пришел в запустение из-за небрежения людей: и каменная башня, защищавшая замок со стороны равнины, и стены превратились в руины. Глядя на замок, кардинал Сколари удрученно сказал:
«Как писал мне мой друг Аббон Флерийский, в этих краях всякий башмачник могущественнее короля франков, ведь никто не убоится господина, владеющего таким вот домом. Ныне я вижу, насколько Аббон был прав».
В Париже чумы не было, но мы весьма боялись въезжать в сей град, ибо еще до отъезда из Рима получили от друга кардинала Сколари Аймона Флерийского, письмо, с описаниями зловещих событий, бывших недавно здесь: «В округе Парижа и особенно в нем самом, из туч лилась кровь и обагрила одежду многих». На наше счастье, описанного бедствия мы не обнаружили. Зато мы с трудом могли проезжать по парижским дорогам, наполненных смрадной грязью, конским навозом и тухлой соломой.
Посетили мы проездом аббатство Святого Деонисия, воздвигнутого в далеком 630 году при безбожных Мировингах, творящих дьявольское колдовство своими длинными волосами на головах. Святой Деонисий был великим мужем. Многие видели, как сей мученик, встал с плахи, взял в руки свою отрубленную голову с длинной белой бородой и пошел на север в это место, неся свою голову, коя каждому при встречи сообщала Слово Божие. Известно, что нередко святой ронял свою голову, коя вопила, взывала, сообщая телу о месте своего падения, но тело не слышало и шло дальше не замечая потери. Святым ангелам приходилось спускаться с небес, подбирать потерю и вворачивать в руки идущего тела. Придя в эти места, святой тут упокоился, и в его честь здесь был воздвигнут сей монастырь, поражающий великолепием и мощью.
Кто был в Париже, говорят, что это большая деревня, как и Орлеан и Руан и иные городишки франков. Париж так же грязен, полон мусора и нечистот. Состоит он почти весь из деревянных построек, а ежели видели мы каменные крепости, то вид их был очень нелепым. Зато богатые дары в Париже нас весьма обрадовали. За такие подношения кардинал позволил и дальше епископу Парижа Геймону продолжать сожительство свое с монахиней, прозванной в народе «парижской епископессой».
Наконец мы достигли Санлиса, где находился замок короля франков Гуго Капета и его сына и соправителя Роберта II Капета, коего франки прозвали за нрав Благочестивым. Его Величество король Гуго Капет встретил нас с должным уважением и впечатление производил весьма приятное. Собой он представлял мужа весьма высокого роста, сложением крепкого, в плечах широкого. Лицо он имеет слегка надменное, но глаза источают милосердие.
В нашу честь был дан пир. На нем, что нас сперва неприятно поразило, присутствовал и нелегитимный епископ Герберт Орильякский, коий коснувшись папского перстня на пальце Сколари, не устыдился пожелать Его Святейшеству долгих лет. Позже наше о нем мнение изменилось. На следующий день после пира был королевский ужин, где прямо во время трапезы король Гуго Капет дал объяснение смещению Арнульфа.
Как явствовало со слов Его Величества, в сентябре 990 года Арнульф решил свершить подлейшее предательство и вновь перейти на сторону Лотарингии, лютого врага Галии. Впоследствии кардинал Сколари лично допросил свидетелей, кои подтвердили, что Арнульф заранее договорился о гнусном предательстве с Карлом Лотарингским. По договору Арнульф сдал Реймс Карлу, притворившись, что сие свершилось помимо его воли. Я лично сверил подписи перехваченных писем Карла и архиепископа, сверив их с письмами Арнульфа к иным особам. Сомнений быть не могло – предательский договор с Карлом Лотарингским был подписан рукой Арнульфа.
Здесь, в Санлисе, в этом 991 году король Гуго Капет созвал Собор, коий проходил имея целью рассмотреть обвинения против Арнульфа. Но тот трижды не явился. Предатель, оставаясь в сговоре с Карлом, но убоявшись гнева короля франков, решил с королем примириться. Карл также изъявил помышление о примирении. Посредником стал Адальберон, коего самого Карл Лотарингский некогда изгнал с кафедры Лана. В обмен на свое посредничество Адальберон потребовал вернуть ему епископскую кафедру, что Карл выполнил. Но как только Адальберон вновь занял кафедру, так тотчас же задумал предать единовременно и Карла и Арнульфа. Восстановленный епископ Лана пригласил обоих в свой замок на пир в честь Вербного воскресенья 29 марта 991 года. За время пира гости и их свита так упились вина, что уснули прямо за столами. Адальберон повелел у всех спящих забрать оружие, но осторожно, чтобы никого не разбудить. Как только гости были разоружены, Адальберон впустил свои войска, кои немедленно арестовали их. Тут же епископ Лана оповестил короля Капета, что злоумышленники нашли свое пристанище в епископской тюрьме, где ожидают справедливого наказания. Когда Гуго вошел в Лан, он увидел, что сие есть истинно так и перевез узников в Орлеан, половина из коих уже на том свете, ибо Орлеан пребывает во власти свирепой чумы.
Находясь в тюрьме Орлеана, Арнульф, узнав, что его покровительница императрица Феофано умерла, наследник еще не коронован, а его воспитателю епископу Пьяченцы Филагату нет до дрязг в Галии никакого дела, решил писать в Рим беспомощному Иоанну XV, окруженному ватагой врагов из числа римской знати.
Уже в июне сего 991 года в Реймсе король созвал Синод, коий низложил клятвопреступника Арнульфа, а на пустующую кафедру Реймса по рекомендации короля был возведен Герберт Орильякский.
Хотя в наших очах дело приняло иной оборот и преступность деяний Арнульфа стала очевидна, сии основания едва ли убедят Ватикан. Но и сам Герберт Орильякский весьма хитрый интриган. Довелось нам слышать, как он наставлял короля Гуго Капета против нас: