Хроника операции «Фауст»
Шрифт:
— И предложил?
Беккер печально произнес:
— Самолет Тодта взорвался в воздухе недалеко от ставки Гитлера в Восточной Пруссии… Сдается, о своем намерении Тодт сказал не только мне.
— Любопытно, как прозвучал некролог по радио?
Из приемника все еще текла траурная мелодия. Беккер щелкнул выключателем:
— Изволь: «Один из подвижников великого рейха, соратник фюрера, партайнгеноссе Фриц Тодт пал жертвой большевистских агентов…» Как это тебе нравится? Я предчувствовал: с нацистами Германия хватит лиха.
Хохмайстер
— Помнится, и вы вспоминали слова Бонапарта о том, что бог на стороне больших батальонов.
— Для меня и сейчас Германия превыше всего. Но я не могу относиться к идеям, как к разменной монете! В политике нельзя спекулировать на чуде.
Необычная, крайне опасная, даже смертельная откровенность генерала озадачила Маркуса. Какой-то надлом произошел с ним. Что явилось причиной? Неудачи на фронте? Болезнь?…
— В России, — продолжал генерал, — мы столкнулись с необъяснимым феноменом. У русских оказались лучшими танки, самолеты, артиллерия. А фюрер приказал свернуть все исследовательские работы, если они не встанут на поток через восемнадцать месяцев. Это же дилетантство!
Беккер открыл бар, плеснул в рюмки коньяк.
— Ты замечал факт взлетов и падений в развитии боевой техники? В этом нет ничего противоестественного. Более того, цикличность закономерна. Завершив очередную замену устаревшей техники на новейшую, любая страна, располагая наиболее совершенным техническим оснащением своей армии, некоторое время почивает на лаврах. Но через некоторое время отличные танки, штурмовики, пушки превращаются в хорошие, затем — в удовлетворительные и, наконец, в устаревшие для современного боя. Чередование пиков и провалов в этой сложной периодической кривой в разных странах не совпадает. Мы достигли пика в тридцать девятом. Поэтому первые два года чуть ли не церемониальным маршем шагали по Европе. Россия же в оснащении боевой техникой вышла из очередной нижней точки, едва начала перевооружение. Перед нападением фюрер учитывал и этот факт. Но, помешанный на глобальных планах, он не учел способности русских быстро набирать темп. Помяни меня, он поплатится за это. Жестоко поплатится!
— Я слышал, у нас ведутся опыты по расщеплению ядра?…
— Тоже блеф! Нам отпущены историей слишком короткие сроки. Практически в Германии, охваченной войной, невозможно соорудить такие колоссальные установки, как атомные реакторы. К тому же многие талантливые атомщики эмигрировали. А те, кто остался, по-моему, не столько думают об открытиях, сколько о том, чтобы эти открытия утаить.
— Неужели цепная реакция деления урана так серьезна?
— Теоретически — да! Практически — даже страшно представить. Что-то небывалое на Земле, не поддающееся нашему пониманию… Но Гитлер со своим окружением подозрительно относится к теоретической физике. Уж больно далек ее объективизм от мистических вдохновений фюрера…
— Скажите, а мы сможем победить тем оружием, что имеем?
— Я так не считаю. Считает фюрер. Война против России пожирает массы людей, технику, хорошие планы. Ты слышал об Удете? Он занимался вопросами вооружения в воздушных силах. Так Удет пустил себе пулю в лоб. Он раньше других понял: нельзя воевать с русскими старым оружием. Понимаю это и я, однако бессилен убедить своих начальников в министерстве вооружений. Им подавай такое, чтобы завтра же разметать всех врагов рейха.
Беккер выпил коньяк, налил еще. Глаза его помутнели, движения стали нервознее. Он опять плюхнулся в кресло, протянул к огню тощие ноги в меховых тапочках. Хохмайстер осторожно спросил:
— Я не утомил вас?
— С чем ты пришел? Я вижу в твоих руках чертежи.
— Может, в другой раз?
— Другого раза может и не быть. Показывай, что у тебя…
Маркус развернул чертежи:
— Новое оружие я назвал «фаустпатроном».
Генералу было достаточно взглянуть на общий вид ружья, чтобы понять все его достоинства.
— Не скрою, здесь я использовал реактивный принцип русского инженера Рябушинского. Помните, вы показывали мне проект его пушки? В 44-миллиметровой трубе я расположил детонирующее устройство, вышибной заряд, а снаружи приспособил прицельную рамку, ударный механизм. Граната впрессовывается в ствол. В войска может поступать в заряженном виде.
— Мне кажется, это удачное оружие, — проговорил Беккер.
— Стрелять можно — стоя, лежа, сидя — из укрытия, окна, амбразуры…
— Сколько весит граната?
— Все ружье — пять килограммов, а вес гранаты — два и восемь десятых.
— Почему ты выбрал такой большой вес?
— Лишь такая граната способна пробить броню русского тяжелого танка КВ.
— У русских больше средних танков с обозначением Т-34.
— Из большего легче сделать меньшее, чем наоборот.
— Ты уже подал заявку в министерство вооружений?
— У меня не все ладится… — Маркус умышленно затянул паузу.
— Что именно? — нетерпеливо спросил Беккер.
— Мне не дают стали марки ОС-33. Обычная же сталь не выдерживает перегрузок, а утяжелять ружье я не хочу.
Генерал на мгновение задумался, потом вдруг оживился:
— А почему бы тебе не обратиться к отцу?
— Отец занимается детскими игрушками.
— У него есть сырье! Нетрудно, наверное, отыскать и сплав. Ведь ствол, как я понял, нужен для разового выстрела. Пусть он деформируется, лишь бы не разрывался и не поражал стрелка.
«Как же мне это раньше не пришло в голову?!» — подумал Маркус.
— Если у отца не окажется нужных металлов, пусть их поищут специалисты, — продолжил Беккер.
— Вы подали хорошую мысль…
— И еще, — остановил его генерал. — В свое время к тебе благоволил Бальдур фон Ширах. Сейчас он гаулейтер в Вене. Прежде чем обращаться в министерство вооружений, где с гибелью Тодта нет шефа и неизвестно, кто им станет, советую заручиться поддержкой этого человека. Связи, друг мой, ценятся не меньше золота.