Хроника пикирующего времени
Шрифт:
Намеки «красного спикера» Селезнева на то, что Дума скорее всего ратифицирует договор СНВ-2, лишающий Россию ракетно-ядерной обороны, последнего гаранта независимости, — такие намеки пугают своей двусмысленностью, напоминают рассуждения о благе уничтожения «империи зла» СССР.
Равнодушие к югославской драме, отказ в поддержке Милошевичу есть не что иное как уступка Америке, НАТО и Новому мировому порядку, уничтожающим сербов. Игнорирование уникальной возможности прорвать надвигающийся на Россию фронт НАТО, нанеся ему контрудар через союз России, Беларуси и Югославии.
Сознательно провозглашенный курс на сглаживание социальных конфликтов, нежелание
Сомнительным достижением оппозиции является делегирование ярчайшего политика России, сопредседателя НПСР Амана Тулеева, в правительство Черномырдина. Оппозиция потеряла любимца народа, Кузбасс потерял будущего патриотического губернатора, а противник получил право говорить о конформизме современных оппозиционеров.
Руцкой, победивший в Курске только благодаря оппозиции, благодаря репутации лидера народного восстания, мученика «Лефортово», — сразу после избрания открыто порвал с оппозицией, присягнул на верность Ельцину, чьи танки разрывали в клочки защищавший Руцкого народ.
В добавление к сказанному, один из сопредседателей НПСР, Подберезкин, неосторожно признается в печати, что готовит политические программы и идеологические разработки не только для патриотов, но и для партии власти, для НДР, что, по его мнению, допустимо в контексте «системной оппозиции».
Все это накапливается, суммируется, перерастает в политическую и мировоззренческую проблему, сотрясающую народно-патриотическую оппозицию. Границы компромисса, его издержки и приобретения, аналитический, а не интуитивный расчет стратегии и тактики, — таковы контуры дискуссии, стихийно ведущейся в оппозиционных кругах.
«Системная», или «конструктивная оппозиция» — термин, впервые прозвучавший после августа 91-го года из уст Егора Яковлева. В те дни были запрещены все патриотические газеты и организации. Шла травля русских писателей, которых называли фашистами. Последних советских лидеров заточили в тюрьму. По всем областям шла охота за патриотами, некоторых из которых, таких, как Парфенов, передавали в руки мучителей. В атмосфере психоза, травли и подавления Егор Яковлев, глашатай победившего либерализма, дал понять, что к политической жизни будут допущены только те, кто присягнул победителям, те, кто станет изображать оппозицию, создавая видимость демократической процедуры.
Идея «конструктивной оппозиции» не могла прийти в голову новоявленным российским демократам, а была им подсказана все из тех же западных политологических центров, где моделировались процессы перестройки, включая перехват власти. «Системная оппозиция» — изобретение Запада для России, в которой предполагалось сломить всякие формы народного сопротивления. Воскрешенный сегодня яковлевский термин — «конструктивная оппозиция» — направлен на создание биполярной структуры власти, состоящей из правящей группировки и оппонирующей ей квазиоппозиции, которая своим происхождением, политическим статусом, финансовыми и информационными средствами обязана режиму. В случае прихода к власти такая оппозиция глубинно не меняет режим, воспроизводит его в новой политической ситуации. Биполярная, управляемая из единого, невидимого миру властного центра система и составляет сущность американского олигархизма. Было бы крайне опасным, если бы народно-патриотические теоретики согласились
Происходящие в народно-патриотическом движении мутации, при всех видимых выигрышах, сулят и опасности пока еще не до конца осмысленные, главные из которых — потеря народного доверия, переход народных симпатий на сторону мнимо-радикального, внедренного в политику лидера, апатия другой части народа, которая не выдержит «горбачевизма под номером два». К числу опасности относится и нарастающая угроза раскола, которая сведет на нет все жертвы и усилия предшествующих лет.
Власть тонко чувствует этот политический казус. Всячески питает его, ослабляя потенциал народного сопротивления.
Даже в том случае, если удастся сокрушить гибельный для России курс и убрать из Кремля наиболее одиозные персоны; наметившиеся в оппозиции трещины могут превратиться в разрывы. Тогда на смену провалившемуся курсу будет выдвинут не единый патриотический проект, учитывающий интересы всех слоев и укладов, всего народа в целом, а группа альтернативных проектов, «красных» и «белых», коммунистических и нацкапиталистических. Борьба за эти идеологии и проекты разнесет на осколки драгоценный сосуд, в котором так и не осуществился желанный идеологический синтез.
У оппозиции, пережившей вполне объяснимый и необходимый «период компромисса», накоплен в результате этого компромисса новый потенциал возможностей. Он закреплен в умах людей внушительными победами на губернаторских выборах, которые создают в России своеобразные «освобожденные районы». В этих новых условиях оппозиция получает уникальные возможности для наступательной стратегии, ведущей к слому преступного курса.
Дискуссия, которая ведется во всех патриотических кругах и аудиториях, должна вылиться в открытый теоретический и нравственно-этический разговор, цель которого — сохранить единство рядов, сберечь репутацию лидеров, осмыслить и объяснить народу сущность патриотической политики, подготовить политические штабы оппозиции к сражениям наступающего девяносто седьмого.
1996
Шесть дыр в сердце Ельцина
Его ввезли в операционную в предрассветный час черного утра, когда в тюрьмах казнят преступников. Охрана, жена, глава администрации — все остались за стеклянной перегородкой, и несколько телекамер транслировали операцию в круглый зал, где собрались врачи и ученые, и также через океан, где за операцией следил президент Америки.
Он лежал на операционном столе после усыпляющего укола и вяло шевелил полураскрытыми губами. Желтые веки его дрожали, а рука свешивалась из-под простыни, была худой, перевитой синими венами.
С него сняли простыню, и голый — он был костляв, с морщинистым впалым животом, выпуклыми мослами колен, с седой редкой шерстью на груди и в паху.
Хирург, окунув вату в йод, провел по его груди желтую полосу, там, где предполагался надрез, и по бедру — откуда надлежало вырезать вену.
Ему вставили в рот серебристый шланг, проталкивая поглубже к легким, и машина, похожая на кузнечные мехи, заменила ему легкие. Его сиплое, с перебоями, дыхание, в котором слышались его обычные простудные трески, его злые, похожие на клекот, интонации — с ними он обращался к народу с танка или с трибуны — стали частью машины.