Хроника посещения (сборник)
Шрифт:
Призрак на мгновение замер, а затем быстро свернул за угол. Цмыг выбежал следом, но увидел лишь пустую улицу, залитую лучами поднимающегося солнца. Воздух стал прозрачным. На востоке заиграла оранжевая заря. Цмыг поднял голову и увидел Ярослава Новака, стоящего за мольбертом на крыше пятиэтажного дома.
– Ясик! – воскликнул Цмыг. – Живой! Слава богу!
Он бросился к темному провалу дверей. Инстинкт сталкера заставил остановиться. В доме горели голубые огни разлившегося «ведьминого студня». Цмыг нагнулся и поднял камень. Размахнулся, бросил в двери и прислушался
Ричард Г. Нунан, представитель поставщиков электронного оборудования при Хармонтском филиале МИВК
– Красивая сегодня заря, – сказал Ричард, оборачиваясь к Пильману. – Согласитесь, Валентин. Может быть, нам не хватает в жизни именно таких моментов? Говорят, что в самой Зоне заря другая. Словно неизвестный художник рисует в небе картины далекой жизни.
– Вы ведь не были в Зоне, Дик? – спросил Пильман.
– Не был. Вы, кстати, тоже.
– Да. Мы пытаемся Зону понять, а сами от нее отгородились. Я вот думаю, может, мы не так ей безразличны? Может, она изучает нас, как и мы ее? Находит своих посредников, что-то пытается рассказать. Мы видим только хаос, но на самом деле это попытка контакта чуждого нам разума?
– Не знаю, Валентин. Рад был бы это понять.
– Думаете, художник вернется?
Нунан промолчал и пожал плечами.
Горбун Цмыг, безработный по инвалидности
Цмыг вбежал на крышу.
– Ясик!
Крыша была пуста. У ограждения стоял одинокий мольберт, и лежали высыпавшиеся из сумки тюбики с красками. Цмыг подошел к краю крыши, заглянул вниз. Затем посмотрел на картину. На холсте над серыми кубами домов играла теплыми красками заря. Беспорядочные мазки сливались в могучие пирамиды, оранжевые воздушные дороги сплетались в замысловатые знаки и устремлялись ввысь.
Цмыг присмотрелся и увидел изображение человека. Маленькая фигура поднималась в небо по одной из дорог, начинавшейся с крыши дома. Новак нарисовал человечка небрежно, впопыхах, словно боясь куда-то опоздать. Цмыгу казалось, отведи взгляд, и человек уйдет насовсем, а на холсте останется лишь заря. Цмыг, прищурившись, посмотрел в настоящее небо, тщетно пытаясь обнаружить там уходящего Ясика. Зона нашла того, кого искала?
Цмыг поднял сумку, перекинул через плечо и принялся снимать холст с мольберта. В углу картины блеснула желтая звездочка – у входа в дом лежал нарисованный Золотой Шар.
В небе на мгновение вспыхнул зеленый луч и исчез в бесконечности.
Александр Щёголев
Приют на пепелище
С чего начать? Наверное, с того, что этот тип сломал всё моё хрупкое секундное счастье.
Тогда, тридцать два года назад, мальчишкой я был, от роду двадцать три. Много ли надо, чтобы забыть о смерти и вспомнить о жизни? Один неповторимый миг, когда вдруг сознаёшь: быть тебе, Рыжий, папой! Хохочу я, помню, в голос, пугая наш спящий квартал, а Гута, красавица моя, наоборот, плачет у меня в руках и повторяет сквозь слёзы что-то вроде: «Как жить будем, Рэдрик?» Встретил я её на улице – и ушла боль потери, и тем более выкинул я из трезвеющей головы всех тех уродов в баре, которых только что презирал и ненавидел.
Тут-то он и подвалил с шутками, в которых не было ни унции юмора…
Давно замечал: как развеселишься не в меру, так и случается какая-нибудь дрянь. Причём, только если трезвый. С пьяным, наверное, высшим силам играть не интересно. Кто-то наверху словно караулит момент, чтобы подбросить тебе под ноги банановую кожуру. Короче, чувствую я, чья-то рука легла мне на плечо:
– Господин Шухарт…
Ударил я с разворота и в полную силу. Ночной город, знаете ли, девушка рядом, да и нервы натянуты, как тетива. Он ушёл от моего кулака легко и даже будто с издёвкой: экий, мол, ты неуклюжий, дружок. И говорит:
– Я знаю, вы влюблены и в этот город, и в эту страну, господин Шухарт. В страну судов и законов.
От моего удара уйти – это школа нужна. И шагов я не слышал. Как он подошёл? Парень, похоже, был хорош, хоть и нёс какую-то хрень. Фараон? В джинсах и плотной рубашке, на кумполе – бейсболка… Задвигаю Гуту себе за спину и вежливо так:
– С законом у меня порядок, уважаемый. У вас другие сведения?
– Вы обожаете закон, не правда ли? – улыбается он. – Иначе что бы вы постоянно нарушали, да? Я к тому, что у меня есть к вам деловое предложение, о котором, с одной стороны, не узнает ни один суд, а с другой…
– Мы, спасибо, гуляем, – перебиваю я его. – И вы, смотрю, тоже. Давайте не будем портить чудесную ночь.
– Я, собственно, хотел позвать вас с собой в приют.
– В какой приют? – не сразу сообразил я.
– В тот, который пишут с прописной буквы. – И показал он рукой в сторону Зоны, довольно точно сориентировавшись на Седой квартал, и в груди у меня горячо стало, потому что добраться до этого объекта я мечтал тайно, но страстно, и знали об этом только самые мои близкие… Откуда узнал он?
И вот что ещё. В речи парня ощущался трудноуловимый акцент, хоть и говорил он чисто. Причём знакомый акцент. Как у Кирилла, упокой Господи его коммунистическую душу… да ну, ерунда, сказал я себе. Откуда в полумёртвом Хармонте взяться ещё одному русскому? Получаса не прошло, как я оплакал Кирилла, – и нате!
– Откуда ты такой? – спрашиваю. – Из-за океана?
– Как и ты, местный, – говорит. – У нас вообще столько общего, что ты удивишься. Например, мне тоже двадцать три. И мы с тобой на одной казёнке жрали харчи. Про Алекса Мелка слыхал?