Хроника посещения (сборник)
Шрифт:
Дрянь в душе разбухала, как дрожжи в сортире. Мне бы самого себя вылечить, куда там спутников!
А ведь гайки в Зоне – гениальное изобретение, думаю я, пытаясь отвлечься. Тот, кто придумал, как пользоваться гайками, и был первым сталкером. Все остальные, кто лез в Зону и оставался в ней навсегда, или уползал, обезумевший, но с хабаром, все они сталкерами не были, а были придурками, ориентирами на будущих картах, но тот, кто, прежде чем сделать шаг, бросил перед собой кусочек железа, тот и сталкер – штучный образец, элита… Пустые философствования! Не помогли мне мысли об элите. Дрянь-таки прорвалась.
Скорее всего, катализатором стали нержавеющие грузовики,
Хватаю мамзель и волоку её на то место, где провалился Шланг. Выводить из оторопи? С какой стати! Сначала она мне скажет… она мне сейчас всё скажет… Пресекаю вялое сопротивление, а может, и не вялое, просто, когда я в ярости, любое сопротивление мне кажется вялым. Это вам не спортзал, дамочка, это Зона и это Рыжий. Ставлю её на колени, держу за волосы и объясняю ласково: не сойдёшь с зыбучки этой дьявольской, пока не ответишь, зачем мы тащимся к Приюту? Или пока не провалишься – вдогонку за мальчишкой.
Рисковал я, конечно, сильно. Откуда мне знать, как работает ловушка, на что реагирует? И где вообще здесь ловушка? Но если не сейчас разбираться, пользуясь растерянностью противника, то когда? Плюс ярость испытывал необъяснимую, ненормальную, ни до, ни после со мною ничего такого в Зоне не было. Ярость – это для человеческого мира. А у меня перед глазами лицо Шланга стоит, когда он в трясину уходит, улыбка его бледная. Получается, успел я этого парнишку если не полюбить, то зауважать – уж точно. Возможно, почувствовал родственную душу… не знаю. Короче, когда Мелок хочет вступиться, я врезаю ему от души, и он не уворачивается, куда там! Нокаут.
Кричу мамзель в ухо: «Что вы с Холденом здесь забыли?» Она в ответ – мол, презираю всех холденов в сумме и по отдельности, презираю их грязных псов! Мол, как язык у кого-то поворачивается объединять её, физика, с этими ничтожествами, бредящими бессмертием? Ага, радуюсь, так мы всё-таки не за ребёнком идём? Лично я, заявляет она, намерена изучить темпостатическое поле. Возможно, удастся найти сам стабилизатор. Стабилизатор – это Грааль, подсказываю я ей, не так ли? И она, силясь сохранить достоинство, заявляет, что не разговаривает на птичьем языке всяких недоумков, называющих себя сталкерами, и тогда я, получив, что хотел, отпускаю её, и она торопливо уползает с гиблого места…
Значит, Грааль. Так я и думал, идём за Граалем. Смешно было думать иначе. Золотой Шар, исполняющий желания, Рвотный Камень, превращающий металлолом в золото, Палочка Власти, Зуб Мудрости – какой только словесный мусор не натаскали мои собратья из Зоны вместе с хабаром! Мусор, который сносит людям мозги. И если в деловом разговоре возникает Приют, то, разумеется, Грааль где-то рядом.
Детские сказки.
Миледи выразилась по-учёному: темпоральный стабилизатор, испускающий некое поле. А суть не меняется – коллективный бред.
Знаменитые грузовики гладко ложатся в легенды о Приюте. Тринадцать лет стоят под дождями и ветрами, а целёхонькие, хоть сейчас заводись и езжай. Это факт, с которым не поспоришь. Таких фактов достаточно, чтобы и дурак понял: в Зоне есть области, где всё сохраняется в изначальном виде, не стареет, не меняется. Например, фонтанчик перед старым цирком – работает, хоть бы что ему. Воды в домах нет, электричества нет, а он журчит себе на радость. Или горящие бочки с мусором – не гаснут все эти годы. Или полоса деревьев в бывшем Центральном сквере, которые зеленеют круглый год. Вся растительность осенью листву роняет, зимой голая стоит, а у этих – вечное лето. Или кусок живой изгороди, состоящей из кустов
Но при чём тут «Грааль»? С какого бодуна приплели бессмертие?
Оно, конечно, хабар заманчивый. Когда у меня мать умирала, я сам на полном серьёзе готовился к вылазке, надеялся её спасти… Мать вымолила у меня обещание, что никуда я не пойду. Пришлось одуматься. Теперь вот нарушил слово…
Пойти в Зону любой оболтус может, ты вернись из неё, тогда и поговорим. Называют какие-то имена и клички, якобы кто-то что-то видел собственными глазами, но где они, эти счастливцы? Всё через пятые руки. А легенды? Что – легенды! Слухи про чудо-артефакты, продляющие жизнь, а то даже дарующие вечную молодость, рождаются каждый год и так же легко отмирают, просто про Грааль – самый из них стойкий и живучий. Такой же стойкий, как, например, про Золотой Шар. Куда более странные вещи болтают про сам Приют. Якобы дети, брошенные там воспитателями, живы до сих пор, Зона их выкормила и воспитала. Как вариант: телесно они не взрослеют, став ещё одной аномалией. Или другой вариант: в малышню вселились кусочки пришельцев, а сам Приют сделался вроде центра управления Зоной. Короче, много чепухи нагородил наш брат сталкер, и ни одного толкового свидетельства, которому хоть на каплю можно доверять.
Потому-то и не видел я смысла в этой экспедиции.
Один смысл: освободить беременную жену и поквитаться за её травмированные нервы.
– Вперёд, – поднимаю свою команду. – А то накроемся тут.
Застревать на месте – это не пятиться, но тоже вредно для здоровья. Тем более группа очухалась. С моей помощью или без неё, неважно. Шланга не вернёшь, а минус единица – не минус четыре, можно пережить. Алекс стоит на четвереньках, пробуя ушибленную челюсть руками, я протягиваю ему руку – отталкивает. Ага, обиделся. Ничего, я для него главный, значит, быстро забудет.
– Пожалуйте туда, – показываю Миледи на шиномонтаж.
– Я первая? – вспыхивает она. – По какому праву…
– По такому, что и вторые станут первыми. Второй была ты. А не согласна, оставайся здесь или шагай домой, мне без разницы.
Со мной в Зоне не спорят, я давно это заметил. Не знаю, по какой причине, и разбираться не хочу. Она пошла, как миленькая, только хмурый Мелок чуть было не сказал мне что-то лишнее, но ведь не сказал, и ладно. Предложил обвязаться верёвкой, умник. Я тебе обвяжусь, говорю ему. Когда нас всех накроет, всех разом, чему поможет твоя верёвка? Тому, что в преисподнюю утащит всех, а не тебя одного?
И только в мастерской, куда мы с Мелком, соблюдая осторожность, входим вдвоём, только вдоволь затарившись гайками разного калибра, я задаю важный вопрос:
– Ты знал Шланга раньше?
– Там, в зыбучке… – отвечает он через силу. – Показалось мне, Рэд. Ерунда, забудь.
– А твой «личный герб» у Шланга на тесёмке – тоже показалось?
– Про личный герб – это была шутка.
Возможно, он обижается за свою мадам, потому и неразговорчив. Но сейчас мне точно не до обид.