Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
В Кейгусте командира саперной роты не оказалось. Он находился в деревне Вята в понтонном взводе старшины Егорычева. Там же был политрук роты Буковский и помощник командира роты лейтенант Савватеев.
Голые по пояс саперы достраивали дзот на обрывистом берегу залива, когда к ним подъехала машина начальника инженерной службы. Старшина Егорычев торопливо надел гимнастерку на потное тело, затянул ремень и подошел к Навагину.
— Товарищ майор… — хотел доложить Егорычев, но Навагин перебил его:
— Ладно-ладно. Вижу сам. Начальство ваше где?
— Здесь рядом, в лесу, — ответил Егорычев и повернулся к дзоту. — Товарищ Ходак! — позвал он широкоплечего сержанта, ближе всех стоящего
— Есть! — густым басом ответил Ходак и тут же скрылся в лесу.
Навагин подошел к дзоту. Саперы застилали перекрытие третьим рядом толстых бревен. Тут же пластами лежал нарезанный для маскировки дерн.
— К вечеру думаем закончить, товарищ майор, — произнес Егорычев. — Передадим морской пехоте. Это уже пятый будет.
— И понтонеры строителями стали, — улыбнулся Навагин. Он помнил, что старшина Егорычев, которого называли главным понтонером БОБРа, доставил на Хиуму первую береговую батарею. Да и все остальные береговые батареи Моонзунда доставлены на острова с его участием.
— Нам где прикажут, — отозвался Егорычев. — Лишь бы польза была.
— Придется еще и понтонами заниматься. И очень скоро. Вот увидите, — пообещал Навагин.
К дзоту подошел лейтенант Кабак со своими помощниками.
— Идемте-ка в сторонку, товарищи. Дело есть. Потолкуем, — предложил Навагин и, когда все уселись на сваленной корявой березе, произнес: — Немецкие войска в тыл к нам заходят. Могут очутиться и у нас на островах…
Навагин изложил саперам свою идею изготовления самодельных противопехотных мин и фугасов:
— Взрывчатку я вам достану, Мастерские будут в вашем распоряжении, наладим сразу же серийное производство. Материал — железо, трубы, дерево, что хотите. Лишь бы сделать побольше мин.
— Задача, — удивился Савватеев. — Конструкторами стать! Думать и думать надо.
— Подумайте, поломайте головы, на то вы и саперы, — согласился Навагин. — Но быстрее. Время не ждет.
Он встал, давая понять, что разговор окончен. Поднялись и саперы.
— А с дзотами как же, товарищ майор? — спросил Кабак.
— Будет достраивать инженерный батальон, — ответил Навагин. Он пожал руки саперам, явно удрученным новым необычным заданием, и направился к запыленной машине.
Боевое крещение
Капитана Стебеля особо не волновали налеты вражеской авиации. Мощная броня башен, равная калибру орудий — 180 миллиметров, могла обезопасить артиллеристов от авиационных бомб. И все же для отвода фашистских бомбардировщиков от огневой позиции по совету начальника артиллерии БОБРа он решил соорудить ложную батарею. Место под нее как нельзя лучше подходило на Церельском мысу, в четырех старых орудийных двориках бывшей знаменитой русской 43-й береговой батареи. Вместе с командиром первой башни лейтенантом Червяковым, одновременно исполняющим и обязанности помощника командира батареи, старшиной Анисимовым и парторгом младшим сержантом Пушкиным Стебель внимательно осмотрел заросшие травой орудийные дворики, расположенные примерно в сотне метров друг от друга. Дворики хорошо сохранились. Замшелые бетонные брустверы кольцом опоясывали стальные круглые основания. По их краям торчали массивные ржавые болты, с помощью которых намертво крепились тяжелые 12-дюймовые морские орудия.
Стебель взобрался на сравнительно высокий бруствер и осмотрелся. Перед глазами простиралась зеленая равнина Церельского мыса, клином врезавшегося в пустынное Балтийское море. Местность совершенно открытая. Лишь вдалеке находился маяк Сырве, полосатым столбом возвышаясь над морем. За ним начинался
И сейчас еще возвышаются два деревянных креста над прахом тех, кто во славу русского оружия предпочел смерть в жестоком бою.
Героическую историю русской Церельской береговой батареи знали все краснофлотцы. Кто-то даже сложил песню, и ее охотно распевали на 315-й башенной батарее.
Помнил ее наизусть и капитан Стебель.
У выхода в море, где ветры норд-оста Холодную гонят волну, Наш Эзель-красавец надежным форпостом Лежит, охраняя страну. Мы знаем: здесь были большие сраженья, От взрывов кипел Моонзунд. И вражьи линкоры, терпя пораженье, Ложились на илистый грунт. Мы помним безвестных героев Цереля, Тревожный семнадцатый год. Тогда перелески кострами горели, — Осаду вел вражеский флот.Особенно волнующе, мощным аккордом, как клятва верности моряков своей Родине, звучал коллективно сочиненный несколько позже припев:
Так грянем же песню про славный наш остров, Про славный народ островной! Пусть вечно наш остров Надежным форпостом Страны охраняет покой!Никто из краснофлотцев не сомневался, что у полюбившейся всем песни будет свое продолжение после первых же боев батареи с фашистскими кораблями.
— Маскировки никакой, — огляделся Червяков. — Поле ровное. С воздуха видно как на ладони. Вряд ли фашистские летчики поверят, что под ними настоящая батарея.
Стебель усмехнулся:
— А почему бы и нет? Если наша батарея будет стрелять…
— Правильно! — подхватил старшина Анисимов. — Дымовых шашек у нас много. — Он по-хозяйски измерил радиус орудийного дворика, потрогал рукой, крепко ли сидят в основании толстые болты. — Длинный ствол надо ставить. Придется с батареи привозить бревна. А на маскировку леса хватит…
— Выходит, верой и правдой еще нам сослужит добрую службу Церельская батарея, — произнес Червяков.
— Да какую службу! — воскликнул Анисимов, прикидывая в уме, сколько и каких материалов потребуется для полного оборудования ложной позиции.
Стебель улыбнулся. Кто бы предположить мог, что двадцать четыре года спустя легендарной русской Церельской батарее вновь будет суждено сыграть такую важную роль в обороне полуострова Сырве — принять на себя огневой удар немецких самолетов и кораблей, предназначенных для хорошо замаскированной 315-й башенной батареи?!
На бетонный бруствер к командиру батареи взобрался парторг. Он снял фуражку, пригладил рукой черные как смоль волосы и подставил свежему, чуть влажному ветру смуглое, загорелое лицо. Взгляд его задумчиво скользил по извилистому пологому берегу моря, обрамленному белой каймой прибоя.