Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
Уже часа три маленькие быстрые корабли в белой пене бурунов, словно стая чаек, шли на юго-восток на первую встречу с вражескими кораблями.
Рижский залив серебрился лунными бликами. Катерники молча стояли на своих местах, вслушиваясь в мерный рокот моторов, в злобное шипение воды, рассекаемой винтами за кормой, и поглядывали по сторонам. Но горизонт был чист.
— Однако врага не видать, — произнес Гуманенко и скомандовал: — Усилить наблюдение!
Командир головного катера лейтенант Чебыкин не выпускал из рук штурвала. Временами он сверял курс по компасу, готовый в любую секунду начать бой. Казалось, он врос в палубу своего катера и нет силы, которая бы сдвинула его, заставила свернуть с заданного курса. Неподалеку от него сидел Гуманенко и недовольно хмурился: несколько часов бороздили они воды Рижского залива, а немецких кораблей все нет. Бензина оставалось ровно столько, чтобы вернуться на свою базу; продолжать поиск дальше рискованно.
— Глуши моторы, не стоит зря жечь горючее, — твердо сказал Гуманенко. — Может быть, что-нибудь и подкараулим.
Торпедные катера легли в дрейф. Остаток короткой летней ночи пролетел быстро.
— Прямо по носу дымы! — крикнул боцман Огромнов, увидев вражеский конвой. На его слова никто не обратил внимания: немецкие корабли заметили все.
Взревели мощные моторы. Четыре советских торпедных катера ринулись в атаку, первую атаку, в которой принимал участие боцман Огромнов, да и все остальные катерники. Первую и, как потом оказалось, самую смелую за всю его долгую службу. Он попытался сосчитать фашистские корабли, но сбился со счета. Все транспорты сидели низко и двигались тяжело, — значит, переполнены людьми и техникой.
— Сорок восемь вымпелов! — услышал он спокойный голос Гуманенко. — Ничего!
На немецких кораблях наконец заметили стремительно несущиеся катера. Замигали сигнальные фонари на мостиках: точка — тире, точка — тире. По-видимому, конвой принял катера за свои и подавал позывные.
— Фашисты сигналят. Отвечать? — наклоняясь к командиру отряда, спросил Огромнов.
— Сейчас ответим!
Враг понял свою оплошность, когда катера почти вышли на дистанцию торпедной стрельбы. Миноносцы и сторожевики открыли огонь. Вспенилось и закипело море от дробных всплесков. Прямо перед Огромновым вырос фонтан воды, потом еще один и еще… Стремительно летевший катер точно запрыгал на ухабах, мокрая палуба под ногами заходила ходуном, стало трудно сохранять равновесие. Каскады воды то и дело обрушивались на моряков.
Вперед вырвался соседний катер лейтенанта Афанасьева. Он первый сблизился с конвоем и, ставя дымовую завесу, прошел вдоль всего строя немецких кораблей. Такой маневр был связан со смертельным риском — маленький корабль подставлял свой борт ураганному огню вражеских пушек и пулеметов. Но сделать это было необходимо: прикрываясь дымом, удобнее наносить удар по врагу.
Остались секунды, но какие! Они долги, эти секунды боя, и трудны. Ни на каком другом корабле не чувствуются так остро море и бой, как на торпедном катере. Тут и молниеносная скорость хода, и разрушительная сила торпед, и относительная хрупкость корпуса катера, способного взлететь в воздух от одного прямого попадания в бензобак.
Прямо перед Огромновым черные борта фашистских кораблей. При таком скоплении судов промахнуться невозможно, — значит, все торпеды достигнут своей цели. Торпедный залп произведет командир, боцман же огнем из пулемета должен обеспечить выход катера в атаку.
Огромнов уже отчетливо видел гитлеровцев, в панике снующих по палубе транспорта. Он приник к пулемету и нажал на гашетку. Солдаты забегали еще быстрее, пытаясь за надстройками укрыться от пулеметного огня.
— Вот вам! Вот! Получайте!
Огромнов почувствовал толчок. Катер рванулся в сторону: Чебыкин произвел торпедный залп по транспорту. Раздался оглушительный взрыв. Взлетел столб пламени и дыма. Рухнули мачты. Фашистское судно почти мгновенно было поглощено морем.
Огромнов услышал второй мощный взрыв, за ним третий, четвертый… Это торпедировали вражеские корабли катера Афанасьева, Белугина и Иванова. Треск и грохот разрывов, свист пуль, шум моторов сливались вместе.
Огромнов перенес огонь на миноносец, на который Чебыкин повел катер в новую атаку. Фашистский флагман опоясался огненным кольцом залпов своих орудий, отражая нападение. Вода вскипала перед носом катера от десятков снарядов, тучи колючих брызг больно секли лица моряков. Неожиданно под ногами стрелявшего из пулемета боцмана палуба судорожно вздрогнула — один раз, потом другой… И катер начал резко сбавлять ход — сразу два фашистских снаряда достигли цели. Осколком первого снаряда изрешетило козырек боевой рубки, разбило щиток приборов, и взрывной волной бросило Гуманенко к ногам командира катера. Второй снаряд пробил борт и угодил в машинный отсек.
— Что с моторами? — закричал Гуманенко, вскакивая на ноги. Потеря хода грозила гибелью: миноносец легко расправится с неподвижной целью. — Боцман, огонь! — приказал он.
Огромнов нажал на гашетку пулемета, и яростно стал поливать свинцом палубу миноносца.
— Левый мотор вышел из строя! Два моториста ранены, — поступил доклад из машинного отсека.
— Лево руля, — скомандовал Гуманенко, и Чебыкин тут же положил руль влево. — Устранять повреждения!
Мотористы и без приказа знали, что надо немедленно устранять повреждения, иначе миноносец пустит их на дно. Кое-как затянув бинтом раны, чтобы не текла кровь, они вместе с механиком, превозмогая боль, принялись за работу.
— Живее, ребята! Живее! — кричал боцман мотористам, хотя и знал, что они его все равно не слышат. Он продолжал стрелять по палубе миноносца и, лишь когда кончились патроны, разжал затекшие пальцы.
Рядом на полном ходу проскочил катер Афанасьева, оставляя за собой белую клубящуюся полосу дыма. Миноносец скрылся из виду.
— Спасибо, Афанасьев! Прикрыл! — крикнул вслед Гуманенко. Как ни в чем не бывало он удобно уселся на краю рубки и спокойно стал осматривать поле боя. Огромнов облегченно вздохнул и вытер ладонью пот с лица. Пошатываясь от усталости, он отошел от пулемета и прислонился к стойке рубки. Потом снял шлем и подставил вспотевшую голову свежему утреннему ветру.
Чебыкин молча вел катер обратным курсом в Менту. Из-за расползавшейся по горизонту дымовой завесы выскочили три катера и быстро догнали своего подбитого флагмана.
— С боевым крещением! — бодро произнес Гуманенко. — Дали мы им перцу, а? — повернулся он к Чебыкину. — Век будут помнить. И не то еще получат. А в общем — неплохо для начала.
Когда отряд торпедных катеров получил приказ уйти на остров Сарема в распоряжение коменданта БОБРа, Гуманенко был недоволен этим. Перспектива стоять у заброшенного рыбачьего пирса мало утешала его. К тому же удручала мысль, что нужно подчиняться береговикам, прикованным к своим батареям. А значит, и торпедным катерам придется крутиться возле берега. Молодой командир, полный энергии и юношеского задора, рвался в бой на просторы Балтийского моря, туда, где можно топить и топить фашистские корабли. Но, оказывается, и в Рижском заливе можно драться с фашистами. Первый ночной бой доказал это.
Перед подходом отряда торпедных катеров к Менту в воздухе показалась эскадрилья краснозвездных бомбардировщиков. Самолеты летели в сторону немецких кораблей.
— Всыплют им летчики по первое число! — произнес Гуманенко. — Задайте им жару, хлопцы! — помахал он рукой.
На другой день Советское информбюро сообщило:
«Вечером 12 июля в Балтийском море были обнаружены германские транспорты с войсками и танками, охраняемые сильным отрядом эсминцев, сторожевых кораблей, торпедных катеров и истребительной авиации.
Краснознаменный Балтийский флот рядом последовательных ударов авиации, кораблей и береговой обороны нанес противнику крупные потери…
С нашей стороны потерь в кораблях и самолетах нет».