Хроника времен Василия Сталина
Шрифт:
…Уже при Хрущеве сына Сталина упрятали в знаменитую Владимирскую тюрьму, где когда-то сидели отпетые уголовники. Содержали его тайно, под чужой фамилией, как в дикое средневековье опасных для трона людей. Во время встреч с близкими Василий утверждал, что никакого суда над ним не было — было судилище! «Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели, — вспоминала потом дочь Василия Иосифовича Надя. — В телогрейке, ушанке, в кирзовых сапогах он шел, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживающий ремень карабина, а в другой державший палку отца, которую ему давали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом. Он действительно был в отчаянии. В письмах, которые передавал через нас и посылал официально, он доказывал, что его вины нет. Он
А статью-то в Уголовном кодексе, конечно, отыскали и спустя два с лишним года пристроили к арестованному командующему. В приговоре, понятно, подвели итог денежных затрат на все те «металлоконструкции» ангаров, заборов, гусей да индюков для дачи, доставшейся от одного авиационного начальника, и охотничьего хозяйства — для любителей охоты. Я читал этот документ, и невольно в памяти всплывали такие истории былых лет — когда дичала рать партийной номенклатуры, — что Васино-то «злоупотребление служебным положением», словно наивная сказка о русском колобке.
Василия Сталина доставили в тюрьму 3 января 1956 года. Здесь ему предстояло отбыть 8 лет лишения свободы. Отбыть — это переделывать себя, исправляться в процессе трудовой деятельности. Годы войны, боевые маршруты сквозь огненные метели, воздушные схватки с противником, тысячи часов, проведенных сыном Сталина в небе, освоенные им истребители, штурмовики, бомбардировщики, связные и пассажирские самолеты — наши, трофейные немецкие машины и машины союзников — это не трудовая деятельность. Вот в тюремной мастерской покрути-ка сверлом — тогда ты уважаемый человек. И бывший генерал-лейтенант, командующий авиацией округа крутил — на сверлильном станке, на токарном. За половину января ему зачли 18 трудодней, в феврале — 45, в марте — 52, в апреле — 56.
Начальник тюрьмы вскоре в своем донесении о зэке Васильеве — сына Сталина во Владимирке скрывали под этой фамилией — писал: «В обращении с администрацией Васильев ведет себя вежливо, много читает… К нему два раза в месяц приезжала сестра Светлана»… Донесения в тюрьмах писали, понятно, не на всех. Сына Сталина, хотя и упрятали подальше от Кремля, но из виду не упускали. «Наш дорогой Никита Сергеевич» в 1955-м только еще начинил разбег — до «психушек» на святой Руси дело пока не дошло. Но понимая, что спортивные ангары, бассейны для олимпийцев, даже дача и хозяйство для охоты не объяснят заточения Василия на восемь долгих лет, опричники Лубянки приписали ему в приговоре этакий довесочек — как бы между прочим: «В. Сталин неоднократно высказывал резкое недовольство отдельными, проводимыми Партией и Советским правительством, мероприятиями… В. Сталин дошел и до прямых, явно антисоветских высказываний. Так, в присутствии Капелькина и Февралева В. Сталин высказывал свои намерения сделать иностранным корреспондентам или сотрудникам иностранного посольства клеветническое заявление, направленное на дискредитацию руководителей Партии и Советского правительства».
И наконец, еще, если мало покажется: «Антисоветская настроенность В. Сталина ярко выявилась и в том, что он в своем озлоблении допустил выпад террористического характера в отношении одного из руководителей Партии и Советского правительства».
Выламывали зубы на Лубянке Капелькину и Февралеву или они добровольно донесли на своего генерала — как он после смерти отца готов был сообщить людям нечто важное, что, еще и не высказанное, уже отнесли к разряду клеветы, — не суть важно. Презумпция невиновности, когда речь идет о троне, выдумка для дураков!
Надо обладать буйной фантазией, чтобы представить и «выпад террористического характера», который якобы допустил генерал Сталин «в отношении одного из руководителей Партии». Выпады были у майора Саблина, когда он повел восставший корабль в сторону «Авроры»; у бесстрашного старлея, который на встрече космонавтов палил в «одного из руководителей Партии», да промахнулся… Но чтобы так вот, походя, за одно слово — и статью в приговоре?..
За сыном Сталина следили. Когда уже заканчивался срок его заключения, Никита разыграл спектакль — со слезой. «При встрече и беседе Хрущев, — по свидетельству полковника И. П. Травникова, — кривя душой, положительно отозвался об отце Василия, даже говорил то, что произошла ошибка при аресте Василия»… Ма-аленькая такая ошибочка — на восемь лет тюрьмы, о чем Никита Сергеевич будто только что и узнал. У него это здорово получалось — работать под простака. Кто, заметим, на святой Руси обучен этому искусству, поднаторел в нем, считай, обеспечен
Лишь два с половиной месяца пробыл Василий на свободе. Потом произошла дорожная авария, в которой пострадали две машины. Надя, дочь Василия Иосифовича, сидела тогда рядом с отцом, все хорошо видела и убеждена, что аварию подстроили специально. Так что пришлось зэку Васильеву отсидеть в тюрьме весь срок — от звонка до звонка.
Ну, а потом генеральный прокурор Союза СССР Р. А. Руденко и главный гэбист А. Н. Шелепин, понятно, от души заботясь о дальнейшей судьбе сына Сталина, подготовили в ЦК партии письмецо, мол, не шибко вежлив что-то был с ними при встрече отставной генерал, на постоянное место жительства в Казань, к татарам, ехать что-то не хочет. Мало того, и фамилию свою менять отказался! Так что Прокуратура СССР и Комитет госбезопасности полагают, что, выйдя на свободу, В. И. Сталин «будет снова вести себя по-прежнему неправильно», то есть не так, как им — товарищу Руденко и товарищу Шелепину — хотелось бы. Опять же здоровьице у Василия Иосифовича плоховато и «он нуждается в длительном лечении и пенсионном обеспечении». Вот поэтому КГБ и Прокуратура предлагают отправить генерала Сталина в ссылку и проявить при этом чуткость — выделить однокомнатную квартиру. Так все и было исполнено. У Василия Сталина болели ноги, ходил он с палочкой, это по-человечески учли и поселили его на пятом этаже «хрущевки» — последнего достижения российского градостроительства.
Как прослужившему в армии немалых срок, генералу насчитали пенсию в размере 300 рублей в месяц, но ее — по предложению КГБ и Прокуратуры — опять же в интересах здоровья Василия Иосифовича, чуточку сократили. Оставили 150 рублей, с чем ЦК коммунистической партии и лично Никита Сергеевич единодушно согласились.
И еще. Предусмотрительный прокурор и главный гэбист страны в письме на Старую площадь отметили, мол, как начнет сын Сталина поправляться, тут его сразу и трудоустроить… А с поправкой у Василия Иосифовича дело могло пойти довольно быстро. Его смотрел профессор А. Н. Бакулев и сделал вывод, что все в порядке — и сердце, и печень, о чем так много понаговорили. Если что беспокоило генерала, так болезнь ног. Словом, за здоровьем сына Сталина не мешало бы кому-то присматривать. Вот тут своенравная Фемида и повернулась к опальному генералу передом — в госпитале он познакомился с медицинской сестрой Нузберг.
— Я была у Светы. Вдруг звонит ей академик Вишневский и говорит: «Светлана Иосифовна, будьте осторожны — медсестра Нузберг из КГБ…» — вспоминает Капитолина Георгиевна.
А дальше известно. Хотя Василий еще состоял в браке с Галиной Бурдонской, его быстренько расписали с Нузберг, и с этой минуты она стала Джугашвили.
P.S.
Двоюродный брат Василия Иосифовича Владимир Аллилуев считает, что на Василия навесили кучу обвинений, из которых лишь какие-то могли быть небезосновательными. «Но я уверен, — пишет он, — главное было в другом. Уже во время похорон отца Василий публично бросил обвинения Берии и другим членам Политбюро, что они приложили руку к смерти Сталина». Еще Владимир Станиславович пишет, что Василий был и остался в его памяти порядочным человеком. «Его отличала исключительная доброта и бескорыстие», — замечает Аллилуев и вспоминает, как однажды Василий, не дрогнув, подарил прекрасную «татру» своему другу, который просто не смог скрыть восхищения машиной. Так что присваивать себе какие-то казенные деньги, спекулировать заграничными шмотками, словом, грести под себя, он просто не мог.
Есть еще одно свидетельство в защиту чести офицера и боевого летчика Василия Сталина.
Выше отмечено, что в одном из кагэбешных протоколов его дела упоминается имя Капитолины Васильевой.
Слова тяжелые, как ядра, были брошены им тогда в адрес этой выдающейся спортсменки — его гражданской жены. Но заметим еще, что те крутые слова как бы укора в ее адрес в череде бесконечных допросов, длившихся до приговора два с половиной года, были сказаны лишь однажды. А именно сразу — в начале судилища, чинимого прислужниками Берии. Больше имя Капитолины Георгиевны Васильевой по делу В. И. Сталина нигде не упоминалось. Казалось бы, напротив, жена «врага народа» должна стать если не соучастницей всех преступлений и уголовных дел мужа, то уж свидетельницей по его — особо важному! — делу. Но вот интересно — ничего подобного не случилось. И словно не было годов совместной жизни, семьи, детей, которых воспитывали, не разделяя — свои, чужие… В чем же дело?