Хроника времен Василия Сталина
Шрифт:
В середине марта Иосиф Виссарионович поинтересовался, как идут дела с подготовкой к параду. Василий сказал, что из-за погоды полеты пока задерживаются, но 1 мая дивизия реактивных истребителей пройдет над Красной площадью. Обязательно!
Обычно солнечный, март в том году обманул — оказался тоже неблагоприятным для полетов. Наступил апрель. В дивизии на новой машине могли летать не больше эскадрильи летчиков. И Василий Сталин безвыездно на аэродроме, нервничает, тревожит метеослужбу одним вопросом: «Когда же?» — когда наконец установится летная погода…
К 20 апреля летчики, вылетевшие самостоятельно на МиГ-15, перегнали с завода все необходимые для парада самолеты. До конца месяца оставалось уже меньше десяти дней, а ни один из полков дивизии в полном составе на новую технику так и не переучился.
И вот 25 апреля. Аэродромное поле вдруг осветило солнце — это распахнулось омытое весенними дождями небо! Василий Сталин безотлучно — от зари до зари — на старте. Гудят раскаленные турбинами высоты и свершается, казалось, невозможное: на генеральной репетиции летчики четко проходят в составе парадных колонн.
…За день до парада командующий приказал комдиву Луцкому собрать в гарнизонном Доме офицеров весь летный состав, инженеров и техников дивизии. В установленное время все были на месте, ждали генерала Сталина, но он не появлялся. Томительно тянулись минуты… Наконец, команда: «Товарищи офицеры!» — и из-за кулис сцены в генеральском костюме показался Василий Иосифович. Приняв рапорт, он не сел за стол с дивизионным начальством, а подошел к краю помоста, как-то по-мальчишески радостно улыбнулся, хотел что-то сказать, но на глаза у него навернулись слезы, и он тут же ушел за кулисы.
В зале нависла тишина. Какое-то время все сидели примолкнув, словно разделяя с командующим его столь неподдельное волнение. А потом все повторилось. Василий снова вышел из-за кулис, так же подошел к краю сцены, попытался говорить, но слезы снова опередили слова — он решительно оставил зал и больше не появлялся…
Тогда к собравшимся обратился заместитель командующего генерал Редькин. Он выразил надежду, что все поняли Василия Иосифовича, который искренне признателен каждому за веру и верность! После Редькина от имени участников парада генерал Луцкий просил передать генералу Сталину, что они оправдают его надежду.
Так и было. 1 мая 1949 года над седыми соборами Кремля, разрывая воздух мощными турбинами, пронеслись наши боевые истребители. Для чего это потребовалось Иосифу Виссарионовичу Сталину — разговор особый. Тогда народу не пудрили мозги какими-то реформами — за три года после войны подняли страну из руин, и шапки-то перед заморскими президентами не ломали!..
Однако забор вокруг КПП в Куркино, вошедший в особое дело командующего ВВС округа — чем же не устраивал он следователей с Лубянки? Да, пожалуй, одним, — та дурацкая изгородь никак не тянула на расстрельную статью, чтобы сразу без особых хлопот прихлопнуть сына Сталина, свидетеля темных дел рвущихся к власти кремлевских холуев.
И все-таки заборишко тот к «особому делу» приписали. Так, для общего счета.
Для общего счета командующему ВВС округа приписали и строительство спортивного комплекса — водного бассейна для тренировок олимпийцев, манежа для конников, мотовелобазы, охотничьего хозяйства. Обвиняя Василия Сталина — без защитников, без видимости адвокатуры, — члены Военной коллегии Верховного суда Зейдин, Зайдин и Степанов записали в своем приговоре, мол, занялся он тем строительством прихоти ради, «в целях популяризации своего имени и создания мнимого авторитета». Ну вряд ли имя обвиняемого нуждалось в «популяризации». А для авторитета 30-летне-го человека разве мало командования полком и дивизией в годы войны, личных побед в воздушных боях, вообще работы летчиком-истребителем, когда ты один в бескрайнем небе?..
Фемидовы слуги в потертых портках с генеральскими лампасами — что думают они нынче, какие сны видят? Полвека уж минуло. Вспоминает ли кто господ-товарищей Зайдина, Зейдина да Степанова, подписавших приговор сыну Сталина? Если вспоминают, то какими словами?..
А вот побывайте хотя бы в том же конном манеже, поговорите о Василии с ветеранами спорта, среди которых неоднократные рекордсмены страны, и поймете, что о нем не вспоминают — его помнят! С душевной теплотой, по-доброму о бывшем командующем рассказывают прославленные хоккеисты, пловцы, мотогонщики, среди которых знаменитый футболист Николай Старостин, заслуженные мастера конного спорта Валентин Мишин, Сергей Маслов и простой коновод Ораз Мамралиев. «Добрый был, многим помогал…» — говорит Ораз.
Специалисты Лубянки рассуждали иначе: «Им были созданы команды: конноспортивная, хоккейная, мотоциклетная, конькобежная, велосипедная, баскетбольная, гимнастики, плаванья, водного поло и другие», — как уголовное деяние перечисляли они все, за что так искренне и бескорыстно болел Василий Сталин, и подсчитывали, сколько денег ушло на премии выдающимся спортсменам, какие звездочки присваивал им командующий авиацией округа. Интересно, попали ли в списки следователей тренеры хоккейной и футбольной команд Анатолий Тарасов, Всеволод Бобров, всемирно известные конькобежец Е. Гришин, велогонщик И. Ипполитов, гимнаст В. Тимошик?..
Для общего сальдо в приговоре по особо уголовному делу В. Сталина к тому забору в Куркино, надо полагать, были причислены и закупленные за рубежом гоночные мотоциклы, велосипеды, ну, понятно, кожаные мячи с резиновыми камерами для них и тапочки для спортсменов.
В охотничьем хозяйстве, созданном на месте заброшенного полигона, вместо снарядных гильз появилась всякая живность — на счеты всех! Куропатка — рупь пятьдесят, глухой тетерев — трешница… Всего-то два раза Василий охотился в тех краях. А это не важно. «Приговор окончательный и кассационному обжалованью не подлежит», — к сему Зайдин, Зейдин со Степановым.
Да, вот еще. В протоколе бериевых специалистов по допросам упоминается имя 18-кратной рекордсменки страны по плаванью Капитолины Васильевой. Ну, как бериевцы умели допрашивать, по делу адъютанта Полянского известно. Надо полагать, не случайны слова и Василия Сталина в заявлении Президиуму ЦК КПСС. «Если при первом следствии (Влодзимирский, Козлов) я путал следствие и заявлял, что моя подпись не будет действительна, т. к. не согласен с составленными протоколами, хотя и подписывал их, — признавался он, — то сейчас, при возобновлении следствия, за каждый подписанный протокол я несу ответственность головой… Поверьте, что нет строже суда, чем своя совесть… Дайте возможность доказать делом преданность Родине и народу». В этом исповедальном письме ни одного огорчительного слова о гражданской жене Василия — до конца его надежном и верном друге.