Хроника жестокости
Шрифт:
«Не притворяйтесь, пожалуйста».
«А я и не притворяюсь».
«Нет, вы меня обманываете».
«Не обманываю».
Почерк у Ятабэ-сан был гладкий, ровный, а у меня получалось мелко и коряво. Мы прямо-таки рвали тетрадку друг у друга. Атмосфера постепенно накалялась.
«Вы бросили Кэндзи и сбежали. Вас полиция искала».
«Вот я и говорю: обозналась. Смотри, сейчас полицию позову».
Под этой фразой Ятабэ-сан быстрыми штрихами изобразил злую рожицу. Я растерянно подняла голову. Он смотрел на меня с видом победителя. Положение у меня было невыгодное. В полицию идти не хотелось. Я хотела и дальше оставаться безымянной старшеклассницей, меня это вполне устраивало. Кроме того, суд над Кэндзи уже закончился, дело закрыто, никакие мои жалобы и призывы результата не дадут. Какую роль сыграл Ятабэ-сан, до сих пор неясно. Я заметила, что он еще что-то пишет в тетради:
«Ты ведь сегодня приходила с Куми-тян? Нам нужны натурщицы. У тебя красивое молодое тело. Охота похвастаться им, как Куми-тян?»
Он откровенно издевался, я вся сжималась от этих слов, чувствовала себя ужасно. В физическом развитии я отставала от сверстниц: грудь плоская, тело – как у мальчишки. Зато внутренне уже созрела. Образ девочки-подростка тяготил меня. А Ятабэ-сан продолжал писать:
«Правда ведь, охота?»
Ятабэ-сан весь исходил злобой. Я решила прекратить переписку. Он присосался взглядом к моим губам. Поганые, грязные глаза!
– Все! Хватит! Я уже была натурщицей, в свое время. И вы это хорошо знаете. Кэндзи похитил меня шесть лет назад, я просидела у него целый год. В вашем цеху, на втором этаже. Днем Кэндзи на меня таращился, а по ночам вы за мной подсматривали.
Похоть и злоба во взгляде Ятабэ-сан куда-то подевались, им на смену пришли напряжение и отчаяние, как у утопающего, тщетно пытающегося отыскать глазами берег. Он сгреб кроличий помет в совок и быстро зашагал прочь от клеток. Я пошла за ним. Со стороны бассейна донеслись визг и шум – дети прыгнули в воду, все разом. Урок плавания заканчивается, со щемящей ностальгией подумала я, глядя в спину Ятабэ-сан. Воспоминания о занятиях в бассейне обрывались у меня на летних каникулах после четвертого класса. Пятый класс я пропустила, и дальнейшая жизнь уже проходила в мыслях о том, что со мной тогда произошло.
Ятабэ-сан выбросил помет в контейнер и быстрым шагом направился к школьному зданию. Идти за ним? А дальше? Предположим, я припру его к стенке. И что? Как бы беды не вышло. Ну и пусть. Я должна знать правду.
Ятабэ-сан обернулся в недоумении. Он будто хотел сказать: «Ну сколько можно?» На меня смотрело ясное улыбающееся лицо. Дети наверняка его любили.
– Н-ну д-дела… Т-ты что-то н-напутала. Я н-не знаю… – выдавил он, силясь изо всех сил.
– Ятабэ-сан! Прошу, расскажите! – воскликнула я. – Что там у вас произошло, до того как я появилась? Кто такая Миттян? Кто выбросил записку, в которой я просила о помощи? Вы?
Ятабэ-сан растерянно погладил свою плешь. В это время на лестнице запасного выхода появился молодой человек – видимо, один из учителей – в белой рубашке поло и джинсах и стал спускаться к нам. Он прижимал к груди охапку бадминтонных ракеток.
Он, видимо, не ожидал увидеть здесь девицу, чуть не вдавившую в стену Ятабэ-сан, который стоял перед ней с бледным потерянным лицом, и торопливо спросил:
– Что-то случилось?
Что за тип? Я ощущала, как его мучают подозрения и в то же время буквально распирает от любопытства. Люди уже столько раз доставали меня своим любопытством, что в этот раз я отступила перед ним. Чужие взгляды разъедали изнутри, как радиация.
– Нет, ничего.
Прочитавший мой ответ по губам Ятабэ-сан победно кивнул. Я проиграла. Он свою вину не признал. Нет, даже не так. Непонятно, была ли за ним вообще какая-то вина. Тем не менее, во мне созрела убежденность. И эта убежденность должна была добавить ядовитых красок в мои ночные сны.
В тот день я позвонила Миядзаке. После того как мое дело было закрыто, его перевели на работу в другое место. Судя по адресу на новогодней открытке, которая пришла от него, теперь он жил в другом городе, на Сикоку, похоже – в ведомственной квартире.
Услышав мое имя, он удивился:
– Ого! Сколько лет, сколько зим! Сколько тебе уже?
Миядзака наверняка знал, сколько мне лет, но я все равно сказала, что перешла в школу третьей ступени. На том конце вдруг стало тихо-тихо, наверное, он выключил телевизор.
– Хотел бы я на тебя посмотреть. Все-таки с пятого класса знаю.
Я подумала: «Как только я попросила передать Кэндзи, чтобы он жил и искупал свою вину, у тебя сразу упало настроение, я сразу превратилась в заурядную личность в твоих глазах. Ты же потерял ко мне всякий интерес». Подумала, но не сказала.
– Извини, я так и не разобрался до конца с твоим случаем. Так и не понял, в чем суть. Хотел знать правду, но ты ничего не сказала, Абэкава тоже. Тупик! Со мной никогда такого не было. Абэкава сейчас сидит в сэндайской [24] тюрьме. Я ему передал, что ты просила.
Я отреагировала неожиданно для самой себя:
– Миядзака-сан, скажите честно: для вас мое дело было как развлечение?
Миядзака рассмеялся металлическим смехом:
– Вот это да! С чего ты взяла? Интересно послушать, что ты думаешь.
24
Сэндай – город на о. Хонсю, административный центр японской префектуры Мияги.
– Когда-нибудь я вам скажу. Но есть кое-что поважнее: сегодня я встретила Ятабэ-сан.
– Ятабэ? – сразу оживился Миядзака. – Где? Разве ты его видела когда-нибудь?
– Нет. Но это точно он.
– Какие у тебя основания так считать?
– Никаких. Но я уверена. На сто процентов.
– Понятно. Тогда рассказывай, что и как. Попробую связаться с полицией города М.
– Не надо. Мне уже все равно.
Зачем тогда я позвонила Миядзаке? Я запуталась, ясно было только одно – мне хотелось знать, как он отреагирует на новость, что я нашла Ятабэ-сан. Реакция у Миядзаки оказалась правильнее некуда. От этого мне стало тоскливо и скучно, наверное, как ему от меня в свое время.
– Я тебя разочаровал? – резко бросил Миядзака. – Выходит, так. Твое дело перестало меня развлекать, и ты разочаровалась?
Я положила трубку.
То, что написано дальше, лежит в основе моей первой книги «В грязи». Естественно, я в ней все изменила – и имена действующих лиц, и ситуации. Чтобы не догадались, что это написала я, жертва похищения.
Слова возникали сами по себе, как по формуле в математической задаче, которая долго не поддавалась решению. Появлялись в мгновение ока, в горячке я едва успевала записывать. Теперь для математики придется новую тетрадку покупать, подумала я, но мне уже было не до этого. Я заполнила тетрадь этой историей, переписала набело и отнесла в журнал. И дело не в том, что я захотела, чтобы ее кто-то прочитал. Просто я больше не могла держать это в себе. Все ж лучше, чем выбросить. Вздохнула с облегчением: очистилась, слава богу! Но, как выяснилось, ненадолго. Меня снова увлек мощный поток слов. Так я стала писательницей.