Хроники Акаши. Том 2: Плетение мандал

Ветрова Василиса

Я поднялся, чтобы идти к метро. Надо приехать и рассказать лично, раз уж так. Но тут же пришли другие мысли: и о возможной проекции моей плиточной защиты на квартиру Коляна, и о состоянии Ромы. А что будет с Коляном, если он узнает? И так ведь уже не в себе. А Рыжий, похоже, ничего не рассказал ни о битве во сне, ни о нашем с Вадимом визите. Но явно старается пойти на попятную, даже не делает вид, что пытается помочь. Или неорганы и ему велели не лезть в это дело? Кто знает, о чём они там договорились.

Я снова вспомнил сегодняшний сон. Если это и вправду мои прошлые воплощения, то это всё, пусть и в другом мире, происходило на самом деле. Вот отстой! Нижние миры, и тот парень, может, до сих пор там сидит, так и не воплотился

в нормальном мире. И всё-таки какие же эти неорганы мудаки! Наверняка в сотнях тысяч воплощений у меня куча косяков наберётся, и теперь они мне это всё будут показывать, если я не устрою их своим поведением? Раньше они меня игнорили, а теперь вот так. Зачем же я им так нужен? Им самим приспичило показывать мне все эти воплощения, вот и сменили тактику. Ну, придётся поставить их на место. Показали треш? Пусть теперь потерпят недельку. А я крюки повынимаю во внутреннем сновидении. Иначе они так мою жизнь в кошмар превратят. Решено! До выходных только внутренние сновидения. И пусть мне и самому интересно, что в этих воплощениях, но придётся потерпеть. Нельзя позволять им так мной манипулировать. Тем более что я не собираюсь отказываться от идеи помочь Коляну. Нельзя от такого отказываться!

Я принял решение и мотнул головой, отгоняя мысли, которые собрались уже пойти по второму кругу. Хватит уже! На ум пришла техника, которую описывал сенсей. Динамическая медитация при ходьбе. Кажется, сейчас был подходящий случай, чтобы попробовать. Я сложил руки, закрывая себе обзор вниз, и потихоньку пошёл вперед по аллее парка. Сначала наблюдать, как стопы по очереди появляются из-под сложенных рук, не получалось. Я разглядывал кроссовки, пятно на правом, соринку на левом, запылившиеся шнурки… и прочие детали. Потом кроссовки примелькались, и взгляд попытался переключиться на трещины на асфальте, веточки, приклеенную и сотни раз раздавленную ногами жвачку. Но тут оказалось легче, сосредоточиться на движущемся объекте проще. А потом я вошёл в какой-то ритм: левой-правой, левой-правой. Ступни появлялись и исчезали. Мозг в конце концов залип на процесс и уже не мог оторваться. Не знаю, сколько я так шёл, аллея была длинной, а время как-то потерялось. Только когда носок кроссовка упёрся в бордюр, я поднял глаза. Впереди был газон, а дальше забор с низенькими кустами под ним. Кусты были прекрасны, такого насыщенного глубокого зеленого цвета, хотелось запустить руки в их густую шевелюру и потрогать. Забор тоже казался идеальным – ровные чёрные пики тянулись вверх, они притягивали своей прямотой и устремлённостью к солнцу, будто тоже, как и кусты, были живыми и росли из земли. Газонная травка расстилалась ярким пушистым ковром. Я повернулся и посмотрел на аллею. Пространство расширилось, стало бесконечным – дорожка и ряды деревьев уплывали вдаль. Небо над ними было невозможно синим и невозможно высоким, а ещё глубоким одновременно, таким глубоким, что туда хотелось упасть. Я и сам будто стал выше, великаном, разглядывающим всё это с высоты исполинского роста. Прохожие, даже те, что находились на расстоянии вытянутой руки, казались карликами. Они суетились и мельтешили, волны беспокойства излучали даже неспешно прогуливающиеся пары. Но это их беспокойство меня не трогало. Я шёл и разглядывал картину, наслаждаясь её глубиной и чёткостью. В моём мире больше не существовало никаких дурных мыслей и проблем. Я бродил по аллеям, пока не стемнело и пока тело не стал беспокоить холод.

Дома, чувствуя, что мысли снова начинают шевеление в голове, я лёг спать, чтобы не потерять состояние.

– Комната – внутреннее сновидение! – я отдал команду и ещё долго лежал с закрытыми глазами, балансируя на границе яви и бодрствования. А потом медленно опустился в сонную дрёму.

Я шёл по коттеджному посёлку и глазел по сторонам. Удивительно, как здесь сочетались красота и убожество. Вот особняк из красного кирпича,

похожий на замок, за металлическими прутьями забора видно блестящий глянцем порш во дворе. И тут же, рядом, стоит хибара. Деревянная, с покосившейся крышей. Как вообще только держится! Во дворе раскидали корявые ветви старые деревья. Тропинка к дому практически заросла. Да и вряд ли кто-то в ближайшее время открывал калитку облезлого деревянного забора.

Вдруг дверь хибары отчётливо скрипнула, и я замер. Она отворилась, обнажая чёрный проём. Из проёма появилась узловатая рука. Взялась за наличник, и на крыльцо с кряхтением выползла её обладательница: седая старуха в замызганном платье серого цвета и таком же платке.

Она, опираясь палку, спустилась с крыльца и уставилась на меня выцветшими глазами.

– Что, милок? Мак будешь воровать или нет?

– Не буду, – пообещал я и поднял вверх правую ладонь.

– А эти вон не стесняются, – бабка ткнула кривым артритным пальцем в сторону особняка. – Весь яблоневый цвет, гады, стащили, да и мой цвет тоже. Ух, и красивая я была молодуха!

Старуха ощерилась щербатыми гнилыми зубами, и я отшатнулся. Совсем, видно, из ума выжила.

– Не веришь? – почуяла старуха. – А вот смотри! Немного у меня осталось, только вон те цветочки.

Она указала на бледно-голубые подснежники, пробивающиеся через густую подстилку серо-зелёной травы в саду.

Цветы, словно учуяв, вздрогнули, потом всколыхнулись, будто от порыва ветра, и от них потянулся золотистый шлейф в сторону особняка. Голубые чашечки завяли, скукожились, листья опустились.

Я проследил взглядом шлейф – он скользнул за ограду, облетел вокруг порша и превратился в золотистый мерс.

– Ни фига себе! – удивился я. – Как это понимать?

– А вот так и понимай! – бабка стукнула палкой о землю. – Ты думаешь, почему тут старые да убогие дома рядом с таким шикарными дворцами? Потому что без нас они не могут. На один такой дворец – пять, а то и десять домов надо! Да чего я языком зря мелю. Ты взлети да посмотри – сверху-то оно всяко виднее!

Я тут же вспомнил, что умею летать. И что руками можно не размахивать, усилие надо прилагать из манипуры – и всё. В центре живота родилось напряжение, и меня резко вынесло вверх. Аж дух захватило!

Спустившись чуть ниже, я окинул взглядом посёлок. И точно: коттеджи стояли кучками в окружении нескольких простых домиков. Какие-то почти развалились, а какие-то были ухоженные, вокруг цвели сады и дети возились в песочнице. Но от каждого тянулся золотистый шлейф к особняку, расположенному в центре. Получились такие ячейки – один коттедж и несколько простоватых домиков.

Я спустился обратно к старухе, но в саду уже хлопотала молодая девушка. Вычищала старую траву, вырывала сорняки, заполонившие сад.

– Здравствуйте, – я подошёл к забору. – А где здесь бабушка была?

– Не знаю, никакой бабушки нет, – пожала плечами светловолосая блондинка. – Это теперь наш дом.

– Аркаша! – крикнула она, повернувшись к развалине. – Крышу надо починить! Гляди, как покосилась!

Из дома послышался грохот и глухое ворчание.

– Да он вообще скоро развалится, – заметил я.

– Ничего-ничего, мы всё исправим, – проворковала девушка. – Не как у соседей, но жить можно. А там, глядишь, и такой же себе отгрохаем.

– Да ничего вы не отгрохаете! – понял я. – Они из вас тянут, золотой шлейф, я видел! Вы – всего лишь ресурс!

Девушка хлопнула на меня глазами и, подхватив садовые грабли, убежала за дом.

Бесполезно.

Я посмотрел ещё раз на хижину, на коттедж и пошёл дальше по улице. Теперь уже как систему отмечая простенькие домики и навороченные коттеджи. На душе стало мерзко.

– Где отсюда выход? – спросил я у мужчины, попивавшего пиво во дворе какого-то сарая.

– А выхода нет, – ответил мужик, кидая бутылку прямо в кусты перед домом. – Ты либо с нами, либо бьёшься за дворец.