Хроники Чернолесья 2. Падчерица судьбы
Шрифт:
Прислав отреагировал мгновенно. Развернулся резко, сверкнув синими глазищами, словно ножом резанул.
– Женат ведь, - кивнул на правую руку Докуна, запястье которой стягивал брачный браслет.
– Мы не нелюди какие, многоженство наши боги не приветствуют. Да и не потянем мы. Дочки мои бесприданницы. Нечего мне за ними дать. А ты, по всему видать, купец удачливый, какой тебе резон с таким лапотником родниться?
Докун подавил смешок: Прислав самый зажиточный в деревне хозяин. Не может того быть, чтобы не было у него приданного для дочек, такого позора даже он не допустит.
– Так я не для себя, для сына стараюсь. Присмотрелся тут к дочке
– Без сговору-то? Как же можно?
– Прислав окончательно забросил работу и теперь стоял перед Докуном, уперев руки в бока.
– А мы сейчас чем занимаемся? Ежели договоримся, к жрецу тут же сходим, он брачные браслеты и освятит. Чем не выход? Я знаю: такие сговоры у вас в ходу. Без жениха и невесты.
– Сто золотых, - выдохнул Прислав.
– И не монетой меньше!
Купец притворно округлил глаза: он был готов согласиться на двести.
– Крут, ты, однако, сват, торговаться. Уважаю. Наш человек, - помолчал, покачал задумчиво головой, втихомолку посмеиваясь над деревенским простофилей, который от нервного ожидания даже вспотел, и наконец, согласно кивнул.
– Ладно, быть по-твоему. По рукам, и к жрецу.
Прислав от привалившего нежданно-негаданно счастья даже заулыбался. Взъерошив обеими руками шевелюру, довольно плюнул на ладонь и протянул ее купцу. Докун тоже плюнул на свою, и они ударили по рукам.
Не заходя во двор, мужчины отправились вдоль реки к храму местных богов.
***
Ранним утром, когда рассвет едва окрасил в розовые тона далекие вершины Гномьего Кряжа, торговый обоз покинул деревню. В самой его середине, меж трех телег купца Докуна, покачивался на пружинистых рессорах новый небольшой дормез. Как удалось купцу за одну ночь раздобыть дорожную карету - для всех осталось загадкой. Но только подкатил он к воротам усадьбы Прислава ровно в тот момент, когда отец объявил дочери свою родительскую волю. Мать с заплаканными глазами сунула ей небольшой узел со старыми платьями, новые-то Прислав запретил отдавать, и клюнула ее мокрым носом в побелевшую от ужаса щеку.
Гунька с громким воем обхватила, прижавшись взлохмаченной со сна головой к ее груди. Старшие братья только издали хмуро кивнули, прощаясь безмолвно. А младший братишка Тишемир так и не вышел проводить. Как ни оглядывалась вокруг Зорика, а не увидела его. Глубокая печаль и обида закралась в сердце. Вот уж от кого-кого, а от него не ждала она такого предательства.
Но делать нечего. Поклонилась девушка родному дому, отцу с матерью и села в дормез, дверцы которого тут же захлопнулись, как стальные челюсти капкана.
Глава 2
Несколько дней обоз неспешно тянулся по разбитой лесной дороге. Летнее небо высоким шатром раскинулось над всей округой. Птичий гомон не смолкал ни на минуту. В ветвях вековых деревьев копошились белки, безбоязненно глядя сверху вниз на тарахтевшие по ухабам телеги.
Воины окружили обоз, медленно поднимавшийся на косой пригорок, по верху которого росли чахлые кривые сосенки. Зорика знала: за пригорком лежат гиблые непроходимые болота, что тянутся вдоль предгорий Гномьего Кряжа до самого конца темного хвойного леса. А дальше простирались чистые и светлые дубравы, среди которых по берегу вольно растекшейся, разжиревшей от многочисленных притоков Вялки начинались густонаселенные места.
Отец каждую зиму возил рыбу на ярмарку в город Малинники, который стоял на самом краю хвойного леса. Однажды он взял Зорику с собой, и поэтому ей было известно, что через этот небольшой, но шумный город пролегает основной тракт Кархуановой Пади.
Чего только не было на прилавках Малининского торжища. В первый раз Зорика даже растерялась от такого обилия и разнообразия. От забитых красивыми нарядами прилавков, вышитых платков и рушников, которые не зазорно было бы иметь даже для приданного, до золотых булавок и заколок с каменьями и простых деревянных пуговиц. Купцы наперебой предлагали шубы из медвежьих и волчьих шкур и тулупы из толстой турьей кожи. Были тут и ценные мягкие, переливающиеся на солнце меха куниц, соболей и горностаев, промысленные местными охотниками и которые очень ценились столичными купцами.
Бортники предлагали бочки пахучего меда и хмельной медовухи. Бочары выставляли на торг большие бочки и небольшие жбаны, расписные деревянные миски и ложки. Гончары привозили из далеких степных сел кувшины, узорчатые тонкостенные блюда из белой глины. А кузнецы - толстостенные котлы, чугунные сковороды и другой ходовой товар, необходимый в каждом хозяйстве.
А как ароматно пахли пряники и бублики, вкуснее которых она в жизни не едала?! Их разносили шустрые торговцы в лотках.
Зорика с грустью вспоминала, как ее угощал молодой красавец-купец, приехавший из самого Порубежья. Отец бы никогда не разорился на подобный подарок.
Сердце Зорики в который раз сжалось в тревоге: почему Тишемир не вышел ее проводить? Что ждет ее в незнакомом городе? Каков он, ее нежданный-негаданный суженый? Сладится ли у них судьба или ей, как и матери, придется всю жизнь терпеть побои и унижения?
Зорика вздохнула и, выглянув в окошко, увидела Докуна, трясущегося в телеге позади ее дормеза. За эти дни он ни разу не поговорил с ней. Не рассказал о том, что ее ждет. На привалах он не позволял ей выходить к костру - в ее карете, пригодной для того, чтобы спать лежа, стояла жаровня с негасимым магическим огнем. Еду она брала из плетеного дорожного ларя, стоявшего под маленьким столиком. По необходимой надобности Зорика выходила только под пологом невидимости и под личной охраной купца.
К чему такая предосторожность? Зорика терялась в догадках, и все это вызывало у нее беспокойство и тревогу. Смутное и удручающее предчувствие обмана. Неотвязное сомнение в ожидавшем ее счастье.
Но что она могла сделать? Только покориться мачехе-судьбе.
Меж тем обоз увозил ее все дальше от родного дома, от тихой забитой матери, которую Зорика жалела от всего сердца. От младшего любимого и заботливого брата, которого, несмотря на возраст, в селе уважали за прямой и твердый, но справедливый характер. В отличие от отца. Со Приславом-то люди предпочитали не сталкиваться - уж слишком скор он был на кулак и резкое слово, к тому же жаден до неприличия... вот и ее продал ... как и двух старших сестер. Копейки за ними не дал, ссылаясь на то, что женихи получают умелую хозяйку и кроткую жену, а выкуп с обоих стребовал до неприличия огромный. Даже стыдно было перед людьми на свадебных торгах, но отцу плевать на мнение людей. Видимо, такая же участь ждет и младшенькую сестренку - Гуню.