Хроники Червонной Руси

Яковлев Олег

– Передай сестрице своей, Елене, – и сунул в руки Володарю свёрток с цветастым платом. – Скажи, помнит о ней сын Игоря. Коли сребро добуду, сватов пришлю. Такое дело! Надоела жизнь бобылья!

Унёсся Игоревич со своими туровцами вдаль по пыльному степному шляху. Жаром пахнуло в лицо Володарю нещадное июльское солнце. Зашумел вдали под порывом ветра зелёный колок. Вспомнились вдруг опять слова посадника Ратибора: «Игоревич – он мразь! Дрянь!»

Вздохнул Володарь с сомнением, обернулся, оглядел воинов своих, повелел громким голосом:

– На заход 152 идём! В Угрию!

Глава 21

В столице

мадьяр Эстергоме Радко первым делом направил стопы в одну из харчевен, хозяином которой был знакомый ему русин. Сюда часто наведывались воины-иобагионы, от них рассчитывал волынский проведчик почерпнуть немало важных сведений. И, в общем и в целом, поручение княжеское справил он быстро и толково. Разузнал Радко, что король Ласло и князь Всеволод заключили между собой мир, а германскому императору Генриху отписали, чтобы с Угрией он также придерживался мирных сношений. Занятый противоборством с римским папой в Италии, император, скрипя зубами, но согласился на предложение Киева. Выходило так, что со стороны угров в ближайшее время князю Ярополку нечего было опасаться.

152

Заход – запад.

«Еже будет наш князь Всеволода Ярославича держаться, а мамашу свою прегордую поменее слушать, мирно и спокойно на Волыни будет», – рассуждал Радко.

Всего-то седьмицу прожил он у харчевника, разговорил за чарой доброго вина нескольких иобагионов из королевской стражи, и теперь, довольный, мыслил возвращаться проторенной дорожкой обратно на Русь. Перед самым отъездом решил Фёдор поглядеть на торгу знаменитых угорских скакунов. Благо серебро звенело в дорожной калите, можно было б и потратить его на доброго фаря. Хороший конь всегда пригодится княжескому дружиннику.

Пробирался Радко через толпу на пристани, когда вдруг возник перед ним злобно ухмыляющийся знакомец – Жольт, коего три года назад пытал он во Владимире на дыбе.

– Попался ты, мечник! Не уйдёшь от нас!

Обступила Фёдора толпа человек в пятнадцать. Потянулся он было за мечом, но уразумел тотчас: не выдюжить ему супротив стольких. Верно, давно выслеживали, шли по пятам. Да, промахнулся он на сей раз, не почуял, не заметил вовремя грозящей опасности.

Его грубо схватили за плечи, вырвали из портупеи меч, связали за спиной руки, потащили через подвесной мост в крепость.

– С моста бы тебя в ров швырнуть, ядовитая гадюка! – хрипел Жольт. – Помню, как ты меня на дыбе угощал! До сей поры кости болят! Помучаешься теперь ты у меня в подземелье, похрустишь косточками! Наорёшься вдоволь!

Со скрипом затворились за Фёдором железные ворота. Опустилась вниз решётка. Бросили его вниз по каменным ступеням в сырую мрачную клеть. Звякнул наверху в замке тяжёлый ключ. Тьма окутала дружинника. Понял он, что если и выйдет отсюда, то весьма нескоро.

Спустя недолгое время явился к нему Жольт с двумя подручными. В деснице он держал факел, рукава рубахи были закатаны по локоть.

– Ну, вражина, сейчас ты у меня получишь! На дыбу его! – приказал злобный угорец.

Как мог терпел Радко дикую, пронизывающую боль. Его стегали плетьми, жгли огнём, Жольт метался вокруг и яростно орал по-русски:

– Отвечай! Что вынюхивал?! Кого искал?! С кем говорил?! Ну! Живо!

Собравшись с силами, плюнул Радко ему в рожу кровавой слюной. В дикое исступление пришёл

Жольт. Выпучив глаза, стеганул он Фёдора по лицу плетью. Ударил один раз, второй, замахнулся опять, норовя, видно, выбить узнику глаз. Один из подручных решительно ухватил его за запястье.

– Королевич запретил его калечить, – заявил он.

В остервенении швырнул Жольт плеть в стену, выругался по-угорски, прохрипел:

– Ничего! Вдругорядь 153 достану тебя! Не уйдёшь от меня! Гадюка ядовитая!

Весь сгорая от лютой ненависти, метнулся он наверх.

Один из катов 154 развязал Фёдору руки, бросил его, обессиленного пыткой, на солому, коротко промолвил:

– Сиди тут! И благодари Господа! Жольт бы тебя прикончил, если бы не заступничество королевича Коломана!

153

Вдругорядь (др.-рус.) – в другой раз.

154

Кат – палач.

…Медленно потянулось для Радко время в мрачном узилище. Его скудно кормили, но, слава Христу, более не пытали. Сколько минуло дней и ночей, он не ведал. В темнице во всякое время суток царил полумрак, лишь один факел тускло горел наверху над лестницей.

На душе было уныло, тоскливо, скверно.

Порой снилась ему ангельская улыбка молодой княгини Ирины, словно наяву, слышал он её беззаботный, заливистый смех. И не хотелось просыпаться, видеть опять это подземелье, этот опостылевший факел, вкушать чёрствый хлеб, пить тёплую, затхлую воду.

Долгие часы отрок Радко стоял на коленях и молил Всевышнего о милости. Но избавление от темницы никак не приходило.

Глава 22

Стремительный Грон, спускаясь с отрогов снежных Татр, шумно втекал в широкий и более спокойный Дунай. Вода в Гроне в любое время года была холодной, почти ледяной. От холода ломило зубы. Склонившись над журчащей рекой, Володарь и его спутники, уставшие после перехода через знойную, раскалённую пушту 155 , жадно и долго пили.

155

Пушта – степная равнина в Венгрии, к востоку от Дуная.

Вокруг простирались многочисленные слободы, яблоневые и грушевые сады, виноградники. Через Дунай к строениям Эстергома вёл плавучий мост, сооружённый из связанных друг с дружкой крепкими канатами перевёрнутых ладей. Спешившись и ведя за поводья лошадей, путники осторожно, медленно стали переправляться.

Впереди виднелись каменные зубчатые стены, обведённые рвом. В нескольких местах внутрь крепости вели подъёмные дощатые мосты на цепях. Вокруг стен раскинулись предместья. Крытые черепицей домики торгово-ремесленного люда густо облепили низину и склоны окрестных холмов. Сам Эстергом лежал у подошвы уходящих на восход Вишеградских гор. Крепость располагалась на более высоком месте, чем посады, местами стена подходила к самому обрывистому берегу Дуная. Кое-где из-за стены проглядывали высокие башенные строения – там находился королевский замок, а также дома знати и королевских приближённых.